К Готфриду подошел один из воинов из отряда, прибывшего с Адалом. Это был Хродальф Унс – рослый малый с добродушным лицом «украшенным» парой грубых шрамов, один из которых перерезал его нос на две неравные половины. Верхняя часть носа была вдавлена в лоб, а нижняя торчала вверх как задранный утиный нос.
Столкнувшись глазами с вопросительным взглядом Готфрида, Хродальф досадливо махнул рукой.
– Я не люблю, когда надо мной смеется деревенщина, – гнусаво сказал он. – Но этих ребят из Фрайберга можно понять. Сначала Адал заговорил с людьми о каких-то деньгах, хотя не помнил ни суммы, ни когда одолжил их, а потом стал приставать к девкам.
– Драка была? – без особого интереса поинтересовался Готфрид.
– Почти нет… – выражение физиономии Хродальфа стало совсем кислым. – Я так и не смог понять, кого следует проучить: деревенских мужиков или идиота Адала. Наши ребята оттолкнули пару деревенских парней, чтобы те не напрашивались на неприятности, а другие едва не схватились за вилы…
Со звоном, потеряв одно из стекол, раскрылось узкое окно на верхнем этаже донжона, и пьяный голос Адала принялся старательно и громко выводить слова неприличной песенки.
Хродальф презрительно плюнул.
– А ведь он свободен… – вдруг улыбнулся Готфрид.
– Не понял, – удивился странной фразе Хродальф.
– Я хотел сказать, что он свободен полностью и от всего.
– С такими деньгами конечно! – легко согласился Хродальф.
– Как ты думаешь, Адал – счастлив?
Солдафон Хродальф за свою тридцатилетнюю жизнь не бывал дальше Шёнфельда и никогда не думал о счастье. Точнее говоря, оно представлялось ему в виде большой кружки хорошего вина или ночи, проведенной с дочерью мельника.
– А почему бы и нет? – немного подумав, ответил Хродальф. – Адал, конечно, дурак, но ему повезло. Хотя… – солдат наморщил лоб. Шрам на его лице смешно зашевелился и, увидев это, Агнета едва не рассмеялась.
– Как я вижу, Адал уже здорово надоел нашей хозяйке, – продолжил солдат. – В сбруе этого красавчика нет вожжей, с помощью которых его можно было бы остановить или приструнить.
– У него есть мама Грета, – не без иронии подсказала Агнета.
– Для такого как Адал вожжи гораздо важнее, – не согласился с девочкой Хродальф. – Так, – он встал, – пойду-ка я перекушу на кухню к ребятам. Кроме того, после нашей сегодняшней работенки не грех хорошенько выпить.
Оставшись вдвоем, Готфрид и Агнета какое-то время молча рассматривали облака.
– Почему ты сказал, что Адал – свободен? – спросила Агнета.
– Ты еще маленькая и ничего не поймешь.
– Ты так думаешь?.. – девочка перевела взгляд на донжон, словно прислушиваясь к песне Адала. – Мне кажется, что скоро случится что-то очень плохое…
– Война или моровая язва? – рука Готфрида легла на плечо девочки. – Не бойся, я всегда буду рядом с тобой…
Готфрид не успел закончить фразу, как вдруг натолкнулся на взгляд девочки. На какое-то мгновение рыцарю показалось, что он сошел с ума: он ясно увидел в глазах Агнеты страх, а хрупкое плечико под его широкой и сильной ладонью задрожало.
– Ты что, Агнета? – удивился Готфрид.
– Я не знаю, – тихо ответила девочка.
Ей удалось справиться с собой, страх в ее глазах исчез, и она виновато улыбнулась.
…Еще два дня прошли быстро и без происшествий, что случалось не так уж часто благодаря Адалу и постоянно плохому настроению Эрмелинды. Готфрид старался как можно больше проводить времени на свежем воздухе. Голова болела меньше, силы, казалось, возвращались к нему, и только ночью он долго не мог уснуть, наблюдая, как горят поленья в камине.
Утром второго дня Готфрид попытался поговорить со старым священником. Рыцарь всегда аккуратно выстаивал службы, но никогда не отличался особой набожностью. Немного удивленный святой отец Ансельм с благожелательным интересом принялся выслушивать рыцаря. Но по мере того, как рассказ начал касаться снов Готфрида и визитов некоего существа по имени Джис, лицо священника все больше мрачнело. Прервав рассказ Готфрида, он предложил ему исповедоваться. Простая жизнь Готфрида не была безгрешной, ведь его требовательность к простым солдатам могла перейти в грубость, а с другой стороны, Готфрид не брезговал компанией и со старыми знакомыми мог засидеться за полночь за кружкой вина.
Отец Ансельм напомнил, что грехом могут быть и помыслы человека. От внимательного взгляда священника не ускользнуло, что по лицу Готфрида скользнула тень. С трудом подбирая слова, рыцарь рассказал, что всегда был одинок и, например, смотрит на Агнету как на свою дочь, а на замок, как на свой дом, в котором он, конечно же, не считает себя главой семьи, а… Готфрид виновато улыбнулся и пожал плечами: просто рыцарем и защитником.
– Считаешь ли ты себя обиженным? – участливо спросил отец Ансельм.
Готфрид отрицательно покачал головой.
Отец Ансельм закончил исповедь Готфрида речью о терпении и о той благодати, которую дает Господь все преодолевшим людям.
«А что же мне делать?» – едва не спросил Готфрид, имея в виду визиты Джиса.