Черная кровь ноября

– Ты не сделаешь мне больно?

Его глаза полыхнули яростной зеленью.

– Любовь – это радость. Кто посмел лишить тебя ее?

Ей не нужно было называть имя.

Ирн сузил глаза. Его руки на мгновение чуть сильнее сжали Кристину в объятиях, но тут же вновь стали нежными.

– Я боюсь, – сказала она, кусая губы и опуская глаза.

– Тогда…

Ирн отвел руки, выпуская ее.

Позволяя отступить и больше не касаться его.

И сразу же стало мучительно обидно и жалко, что она лишилась его прикосновений.

Кристина подняла глаза на Ирна, глядящего на нее с легкой полуулыбкой на тонких губах. Он никуда не уходил. Он не бросал ее. Он был тут, рядом, – просто…

Она сама взяла его руку – в свои. Красивую, с тонкими белыми пальцами, умеющими держать меч и ласкать одинаково умело.

Сама положила ее на свое горло, отдавая ему власть.

Но Ирн покачал головой.

Молча.

Он откинулся в густую траву, поманив ее за собой, и Кристина прильнула к его груди, касаясь щекой того места, где слышался стук сердца.

– Мне не нужно уходить, если я просто хочу… побыть еще с тобой? – спросила она, пытаясь объяснить свое состояние словами. Кристина пока не доверяла чувствам.

– Ты можешь провести здесь хоть целую вечность.

В свете болотных огоньков шелковые волосы Ирна переливались, как ручей под звездами, сплетаясь с густой травой.

Как же он красив. Нечеловечески.

Твердая грудь – но она помнила страшный шрам.

Сильные руки – но она помнила, как с них лохмотьями сползала кожа.

Гладкий живот – но она чувствовала, что Ирн уязвим. Хрупок и могущественен одновременно. Это завораживало. Нежность и ярость, жестокость и доверие, красота и равнодушие.

Она коснулась губами его плеча, и Ирн прикрыл глаза.

– Сделай так еще, – попросил он.

Она дотронулась губами до острой ключицы. Провела по ней ртом, чувствуя, как гладкая кожа скользит под ее ласками. И впервые в жизни познавая, что ласкать бывает приятнее, чем быть ласкаемой.

– Ночь будет длиться вечно, – сказал Ирн, и Кристина поймала его слова, коснувшись губами горла. Там бился пульс: ловить его языком оказалось сладостно и интересно.

– Зачем тебе одежда? – спросил он, проводя руками по ее телу, и платье осыпалось лепестками на траву.

Кристина ахнула и заслонила обнажившуюся грудь.

Но Ирн просто смотрел на нее, ничего не делая.

Смотрел, и ей казалось – он видит все, что скрывают ее ладони.

– Зачем тебе стыд? – спросил он. – Кто тебя накажет?

– Бог.

– Он не узнает.

– Муж.

– Он не успеет.

– Я.

– Я тебе не дам. – Он отвел ее руку от груди, поднес к губам, поцеловал каждую костяшку пальца и коснулся губами серединки ладони.

А затем повторил все с другой рукой, открывая своему взору розовые соски, собравшиеся в твердые горошины.

Ладонь Ирна легла ей на живот, сдвинулась ниже – и Кристина вздрогнула и прикрылась, пряча от него сокровище.

– Ты играешь со мной! – возмутилась она, когда он снова потянул ее к себе.

– Это ты играешь со мной, – тихо отозвался Ирн, и улыбка тронула тонкие губы. – Мне нравится. Со мной давно никто не играл. Продолжай.

– Я не знаю, что дальше, – шепотом призналась она.

– Хочешь, покажу?

Она только кивнула.

Ирн обнял ее и перевернул, опрокидывая в густую ночную траву, навис сверху.

Светлые волосы скользнули по коже, пощекотали соски. Прохлада губ скользнула по ним, язык коснулся вершины, и Кристина почувствовала, что внутри нее запели золотые струны.

Каждый поцелуй наполнял ее счастьем.

Каждый поцелуй, что спускался все ниже и ниже.

Пока он не коснулся живота.

Мышцы заныли при воспоминании о жестокой боли первой брачной ночи. Кристина окаменела, боясь возразить, но Ирн заметил и нахмурился.

– Закрой глаза, – сказал он.

Она мотнула головой, глядя на него испуганно и недоверчиво.

Ирн запрокинул голову, усмехнулся и… рассыпался на бело-розовые лепестки, вихрем закружившиеся над ее обнаженным телом.

Кристина ловила их, но они ускользали, слегка задевая кожу, щекотали и касались так, что плоть начинала ныть, требуя еще.

– Ирн…

Шепот в ухо:

– Никого нет. Есть только ты.

Только она и вихрь лепестков – нежнее шелка, мягче бархата, терпеливее рассвета.

Они скользили по соскам, заставляя их напрягаться, гладили ее живот, отчего внутри все теплело и наливалось тяжестью, они тугим ветром обнимали ее бедра – но едва Кристина пыталась поймать ускользающее ощущение, назвать его, как оно вновь менялось.

Кристина ждала касаний в одном месте, а он – обнимал в другом.

Сердце билось чаще, она дышала глубоко и резко, чувствуя все острее – даже легчайшее касание, – и уже жалея, что вместо его поцелуев получает лишь призрачную ласку.

– Стань… другим, – попросила она.

– Кем? – шепнул голос, и она ощутила, как по ее телу скользнул шелковый мех, будто о Кристину потерся огромный горячий зверь.

– Собой.

– Это я.

Вместо меха по коже растекся жар, словно солнце пригрело ее живот, грудь, зайчиком проскакало по коленке и нырнуло между ног.

– И это я.

Брызнули яркие искры, жаля ее тело, но каждый укус был маленькой вспышкой жгучего удовольствия.

– И это тоже я… – промурлыкал он бархатно, щекочуще, так что в животе все сжалось…

Тяжелое тело притиснуло ее к земле, наконец насыщая раздразненную кожу прикосновениями.