Черная кровь ноября

Вдох – аромат земляники и кожи Кристины, выдох – запах земли и влаги, вдох – медовый аромат тающего прошлого, выдох – запах тревоги и близкой беды, вдох – вонь железа и гари – вдох – вдох – вдох…

Удар.

Вдох.

Вдох.

Вдох.

Сквозь режущую боль в сердце, сквозь в клочья рвущиеся легкие.

Что ж ты такое, Алексей, откуда ты взял эту мощь, почему натянутые золотые струны мира стонут и лопаются от напряжения, хлещут оборванными концами неудачно подвернувшихся мелких фейри, разрывая их на куски!

Звон по всему миру.

Звон, стон, крик.

Ломаются магические пути, перекраиваются, изгибаются, трещат от напряжения невидимые глазу столбы и перекрытия, держащие мир золотым светом.

Все, что не сгнило, не рассыпалось трухой, пока был мертв Истинный Король, а мир завоевывал новый, – теперь трещит и лопается, не выдерживая давления.

Но Ирн чувствует только одно.

Кроме раздирающей боли в сердце.

Только одно.

Что нить, связывающая его с Кристиной, разорвана.

Это почти так же больно, как ощущать, что сердце вживую вырезают из груди.

Почти.

Больнее.

Надо отдать должное цветочным феям, хоть мозгов у них не больше, чем в ромашке. Они сразу сообразили – надо мчаться к Ирну и пищать, что за Кристиной пришел муж, усадил в бронированный автомобиль, куда они не смогли проникнуть, и увез подземным тоннелем, который перекрыли метровой толщины гермодверью, а уж за нее феечкам не просочиться.

Ирн закрыл глаза.

Его враг оказался хитрее. Умнее. Осведомленнее.

Места, куда не проникала магия, были лишь подготовкой к атаке. Спящими ловушками, которые схлопнулись, едва одна маленькая смертная женщина попала внутрь. Ни золотого света, ни нитей, ведущих к ней.

Будь он человеком, сейчас в его душе бурлила бы злость, боль и стыд за допущенную ошибку. Но он был фейри – и холодная ярость делала его опаснее.

Под взглядом Ирна раскалывался лед, толстым слоем брони закрывавший стены пещеры, и иссыхал тысячелетний мох.

Он просчитался.

Но еще не проиграл.

Потому что здесь и сейчас, стоя с закрытыми глазами посреди пещеры, так и не превратившейся в чертоги для местных фейри, он услышал…

Плач.

И он точно знал, куда идти, чтобы утешить.

Ирн не стал брать с собой армию.

Он сам был армией.

Он и его ярость.

Он и его жажда крови.

Он шел на зов, звучащий все тише, и даже дикие фейри, охотившиеся повсюду на людей, боялись приближаться к Ирну.

Асфальтовые дороги, трехъярусные эстакады, бетонные лестницы, ведущие под землю, тоннели метро, расходящиеся темными тропами.

Он шел – и за ним тянулся кровавый след.

Бледные пальцы шевелились сами собой, словно хозяин не был над ними властен. Будто паук-умертвие перебирал лапками – и все, кто хотя бы задумывался о том, чтобы остановить Киндеирна, разлетались в кровавую пыль под его ногами.

Он шел – и за ним ползло черное марево, пожирая остатки мира.

И асфальтовые дороги, и трехъярусные эстакады, и бетонные лестницы, и тоннели метро.

Бетонный мир превращался в выжженный.

Узкие ступни касались шершавого пола – и все, кто прятался от Ирна, нутром чуя, что от стройного парня в одних белых штанах, спустившегося в метро, добра не жди, – мгновенно превращались в пепел.

Он не привык оставлять врагов у себя за спиной.

Лабиринты тоннелей вели его, послушно изгибаясь и подставляя свои развилки, словно похотливые эльфийки после жарких танцев в ночь празднования Литы[17]. Земля сама стряхивала тесные одеяния из холодного железа и электричества, ложилась перед своим королем, показывая путь.

Золотые струны жалобно звенели, растянутые до предела – Ирн уходил в те края, где магия изначального мира не работала. Сердце билось ровно и сильно, насыщая артерии реальности кровью волшебства. С запасом на случай, если король проиграет.

Но разве он может проиграть?

Это все равно что перестанет существовать сама природа.

Но она не перестанет. Изменится, извратится, приспособится – но совсем умереть? Невозможно.

Правда ведь?

Вдох – темнота тоннелей пахнет могилой, укрывшей Ирна на десять тысяч лет.

Выдох – плач становится безнадежным.

Будь рядом Бард, он нашел бы слова и объяснил, почему Ирн слышит плач Кристины, хоть и не чувствует связи с ее сердцем.

Барда нет.

Вдох.

Никого нет.

Выдох.

Ирн срывается на бег.

Скользит бледной тенью по тоннелям – но не все из них были прорыты людьми.

Он чувствует застарелую, как впитавшийся в шторы табачный дым, магию древних фейри. Они были здесь задолго до людей и ушли до того, как смертные появились.

Ускользнули, оставив свое наследие, и Ирн уже догадывается, куда приведет его зов.

Его ведет не только тяга к Кристине. Он уже понимает: цель его там – где магия слабее всего.

И это плохая новость.

Но другая – еще хуже.

Только человек не узнал бы эти характерные арки, лабиринты коридоров и спусков к…

Бункеру? Многослойному пирогу из бетона, стали и свинца, который люди мнят лучшим из защитных сооружений?

Или к парадному залу в форме бриллианта – бывшему обиталищу Черных Ши?

Его любимых врагов, когда-то давно, еще до встречи с Айной, до того, как он стал королем, вынудивших его превратиться из мага в воина.