Котя не знал, что такое детдом, но слово это больно резануло ему слух. Мальчик замер под одеялом, с удвоенным вниманием прислушиваясь к доносящемуся с кухни разговору.
– Гертруда Яновна, что вы такое говорите! – рассердилась мама. – Об этом не может быть и речи.
Мамина реакция утвердила Котю в мысли, что красноглазая ведьма хочет ему зла.
– Тогда решай проблемы сама, – фыркнул противный голос. – Я не обязана жертвовать своим драгоценным временем ради твоей прихоти. Каждый должен заниматься своим делом. Я – писать воспоминания о революционной молодости рядом с великой Коллонтай. А специально обученные люди – воспитывать детей.
– Ну, пожалуйста, Гертруда Яновна! – взмолилась мать, и Котя услышал по дрожанию голоса, что она плачет. – Один денек! Только завтра посидите с Котиком, а там я что-нибудь придумаю.
И бабушка неожиданно дрогнула.
– Ну ладно, – благодушно протянула она. – Но только завтра! В честь праздника.
– Восьмое марта все-таки, – льстиво поддакнула мать. – Международный день солидарности трудящихся женщин.
– Вот именно. Потом даже не проси! Достаточно того, что я даю тебе и твоему мальчишке крышу над головой. Вы мне никто. Чужие люди. Так что имей в виду, Наталья, – как только умрет Алексей, я выставлю вас на улицу.
Горло Коти словно сжали стальные пальцы, из глаз от жалости к папе сами собой потекли градины слез. Стараясь не всхлипывать, он уткнулся лицом в намокшую подушку и так лежал, вздрагивая всем телом и икая, пока не заснул.
Рим, I век н. э.
Носилки из эбенового дерева, инкрустированные серебром, неторопливо двигались мимо пышного белоснежного храма с колоннами и портиком, возвышавшегося в самом центре Рима. Этот храм император Калигула, пресытившийся мирскими почестями и маловпечатляющими заменами голов на статуях богов, совсем недавно воздвиг в свою честь, повелев величать себя божественным Юпитером Латинским. Специально назначенные жрецы приносили ему в жертву павлинов, фламинго, тетеревов, цесарок и фазанов – для каждого дня полагалась своя жертва. В распахнутых дверях храма показалась статуя Юпитера Латинского в полный рост, которую Калигула повелел отлить с себя из чистого золота.