Черная маска. Избранные рассказы о Раффлсе

– Но в субботу мы узнали, что граф не приедет в связи с неотложным делом в Риме, так что мы могли провести этот мирный день вдвоём и начали строить планы. Не было никакого смысла скрывать наши отношения. «Пусть победителю принадлежит Фаустина». Да, но пусть он победит меня в открытую, или же пусть она будет для него погибелью! Я решил разобраться с ними, с графом и Стефано, как только они покажутся в воскресенье. У меня не было никакого желания возвращаться к преступной деятельности и снова жить под постоянной угрозой угодить в тюрьму. Для счастья мне было вполне достаточно Фаустины и Неаполитанского залива. Первобытный человек во мне жаждал битвы за свои желания.

– В субботу нам удалось втайне встретиться в пещере после того как стемнело. Нам было не важно, сколько придётся ждать, пока придёт другой, даже если пройдут часы в ожидании, когда ты уверен, что дождёшься, в них есть своё очарование. Но в ту ночь я потерял терпение – не в пещере, а наверху, бегая по поручениям управляющего часами, пока я не почувствовал неладное. Раньше он не заставлял работать сверхурочно, поэтому я понял, что причина в нашем с ним общем боссе. Было очевидно, что он действовал по тайному поручению самого Корбуччи и в момент, когда я понял это, я сразу же спросил его напрямую. Так и оказалось, он подтвердил этот факт, постоянно пожимая плечами, будучи весьма слабовольным человеком, настолько, что над ним невозможно было издеваться, не почувствовав жалость.

– Оказалось, что граф послал за ним потому, что ему нужно было отправляться в Рим, и сказал, что, к сожалению, приходится ехать именно тогда, когда он намеревался поговорить со мной о Фаустине. Стефано сообщил ему о ссоре с ней и, более того, что ссорились из-за меня. Фаустина не рассказала мне об этом, но я и сам догадался. Граф сказал, что он на стороне этой гиены, что меня не удивило. Он намеревался расправиться со мной как приедет, а этот управляющий должен был держать меня день и ночь на работе, чтобы я не воспользовался его отсутствием. Я пообещал не выдавать бедолагу, но в то же время объявил, что не собираюсь больше работать сегодня.

– Было уже очень темно, и я помню, как задевая апельсиновые деревья, бежал от сторожки управляющего по длинным пологим ступеням. Добежав до виллы, я направился к саду, где у голого утёса начинался тоннель вниз. Прежде чем нырнуть в темноту входа, я на секунду окинул взглядом звёзды, низко висящие над головой, факелы рыбаков далеко внизу, огоньки вдоль берега и багровый иероглиф Везувия. И это был последний раз, когда я оценил уникальное и мирное очарование этого дивного места.

– Лестница была сплошным каменным туннелем, В нём были одна или две отдушины в верхней части, но более никаких отверстий до самых железных ворот внизу. Как ты наверняка читал, Банни, о бесконечно более светлом месте в более совершенном произведении, чем ты мог бы написать, там «в полдень сумерки, в сумерки – мгла, как в полночь, а в полночь – сущая тьма египетская». Не поручусь за точность цитаты, но на той лестнице было именно так. Там было темно, как в самом лучшем сейфе депозитария банка на Чэнсери-Лэйн. Но, спускаясь босыми ступнями, я услышал, как кто-то совершает подъем в тяжёлых ботинках. Ты можешь представить, как замерло моё сердце! Это не могла быть Фаустина, которая ходила босиком три сезона из четырёх, и она ведь ждала меня внизу. Наверняка она сильно испугалась! И в этот момент моя кровь застыла в жилах, ведь мужчина, который тяжело поднимался, сопел как паровоз. Тогда я понял, что это граф, который должен был быть в Риме!

– Он явно спешил, но приближался медленно, останавливаясь, чтобы отдышаться и откашляться, прежде чем взять приступом очередные несколько ступеней. Я бы даже насладился его отчаянными потугами, если бы не думал о бедняжке Фаустине в пещере. Я был полон неясных страхов. Но я просто не мог удержаться от того, чтобы устроить этому хрипуну Корбуччи пару секунд ужаса в качестве аванса. Вдоль одной из стен шёл поручень, я прижался к противоположной стене и он прошёл в шести дюймах от меня, хрипя и пыхтя как духовой оркестр. Я позволил ему подняться ещё на несколько ступеней вверх и что было мочи прокричал ему вслед:

– Buona sera, eccellenza, signori! – взревел я. И какой же крик прозвучал в ответ! В нём звучала дюжина разных страхов. И его хрипы приостановились вместе с сердцем старого негодяя.

– Chi sta la? – наконец провизжал он, лопоча и хныкая как побитая обезьяна. Мне так хотелось видеть его напуганное лицо, что я вынул спичку и чуть было не зажёг её.

– Arturo, signori.