Я согласился без малейшего колебания, поскольку у нас хватало денег на комфортное обустройство, и Раффлс выдал мне достаточную сумму на расходы. Более того, я был только рад искать новые свежие поля и пастбища – это фигуральное выражение я предпочёл истолковать буквально. Я устал скрываться в нашей маленькой душной квартире, особенно сейчас, когда у нас появились деньги, и мы могли позволить себе условия получше. В последнее время я проворачивал дела с мрачноватого вида скупщиками краденного, в результате чего плоды труда лорда Эрнеста Белвилла теперь окончательно стали нашими. Последующие осложнения с появлением женщины стали намного более опасными, особенно учитывая раздражающее поведение Раффлса, из-за которого всё началось. Но он уже понёс наказание и я надеялся, что он выучил свой урок и не будет поступать столь неблагоразумно на новом месте.
– Если только у нас получится, Банни! – ответил он, когда я взял его за руку и сказал, что с нетерпением жду нашей новой жизни на новом месте.
– Ну конечно же, получится! – воскликнул я, скрывая грусть от расставания и его нынешнего вида.
– Я не совсем уверен, – мрачно поделился он. – Моя жизнь в чужих руках, и я должен вырваться из этой цепкой хватки.
– Я буду ждать, сколько потребуется.
– Хорошо, – сказал он, – но если я не приеду в течение десяти дней, я не приеду никогда.
– Лишь десять дней? – отозвался я. – Да это пустяк!
– Многое может произойти за десять дней, – ответил Раффлс всё тем же унылым тоном. С этим он протянул руку во второй раз, пожал мою и быстро разжал пальцы, это внезапное прощание оставило меня без слов.
В конце концов я покинул квартиру в глубоком унынии, не в силах решить, действительно ли Раффлс был болен, или его усталость лишь следствие его внутреннего беспокойства. А у подножия лестницы инициатор моего увольнения, прощелыга Теобальд, распахнул свою дверь и остановил меня.
– Уходите? – потребовал ответа он.
Вещи в моих руках явно говорили о моем уходе, но я бросил их у его ног, чтобы объясниться с ним здесь и сейчас.
– Да, – ответил я яростно, – благодаря вам!
– Что ж, приятель, – начал он, с внезапно разгладившимся и посветлевшим лицом, как если бы с его плеч упал тяжёлый груз, – мне не доставляет удовольствия лишать кого-либо занимаемой должности, но вы никогда не были медбратом, и вы знаете это также хорошо, как и я.
Я стал прикидывать, что он имел в виду и как много он на самом деле знал, и потому промолчал. «Зайдите ко мне на минуту», – продолжил он, когда я пришёл к заключению, что он ничего не знает. Отведя меня в свой кабинет, доктор торжественно вручил мне, в виде компенсации, соверен, который я столь же торжественно опустил в карман с таким благодарным видом, как если бы в других карманах у меня не лежало полсотни таких же монет. Теобальд совершенно забыл мой социальный статус, о котором он сам подробно расспрашивал при первой встрече, он так и не привык относиться ко мне, как к джентльмену, и я не думаю, что он сможет улучшить свою память с помощью того высокого стакана, который он как бы невзначай задвинул за рамку с фотографией, когда мы вошли.
– Прежде чем я уйду, я хотел бы кое-что узнать, – сказал я, обернувшись у двери, – на самом ли деле господин Матурин болен или нет?
Разумеется, я имел в виду в настоящий момент, но доктор Теобальд встрепенулся, как рекрут, услышавший голос своего сержанта.
– Конечно же, – огрызнулся он, – настолько болен, что ему нужен по-настоящему профессиональный медбрат.
С этими словами он закрыл дверь перед моим носом, мне пришлось пробираться в темноте, и, пока я шёл наощупь, меня одолевали сомнения, понял ли он, что я имел в виду и ответил ли он правду.
Но, несмотря на мою печаль от всего произошедшего, я получил настоящее удовольствие от следующих нескольких дней. На мне была приличная одежда с полными карманами денег и больше свободы тратить их, чем это было возможно в постоянном обществе человека, чьё передвижение по городу было осложнено тем, что, по всеобщему мнению, он был мёртв. Раффлс был столь же смел, как прежде, и я любил в нём эту черту характера, в профессиональных делах он мог пойти на любой риск, однако множество невинных развлечений, доступных мне, были бы для него чистым безумием. Он не мог даже посмотреть с шестипенсовых мест крикетный матч на площадке Лордс, где джентльмены играли без него всё хуже и хуже. Он никогда не путешествовал по железной дороге, а поужинать вне дома он рисковал только ради осуществления профессиональных планов. По сути, Раффлс больше не мог показать своё лицо, где бы и когда бы то ни было. Более того, после полученного им урока, я предвидел повышенную осторожность с его стороны и в будущем. Но моё положение было не столь неблагоприятным и хотя то, что было хорошо для Раффлса, было хорошо и для меня, пока мы были вместе, я не видел никакого вреда в том, чтобы воспользоваться возможностью получать удовольствие.