Черная медведица

Он представил себя на ее месте. Если бы он провел много лет в клетке на потеху толпе, он бы вообще не захотел больше общаться с другими людьми. И иногда проскальзывала мысль, что Мишка живет здесь только потому, что больше ей некуда податься. Охотиться она почти не умеет, а выжить в горах в одиночку невероятно сложно.

Мысль пришла неожиданно и принесла спокойствие. Так будет правильно. Он научит ее охотиться. Научит ее, как позаботиться о себе. А тетушка Ула покажет ей деревенский быт. Пусть Медведица увидит обе возможности. И пусть выбирает. Пусть почувствует свою свободу.

Да, возможность того, что она все-таки выберет жизнь одиночки в горах, существовала. Но и привязывать ее к себе, играя на ее желании выжить, он тоже не будет. Не по нутру это. Он не смог бы так жить. Приятно, когда тебя выбирают по собственной воле, а не от безысходности.

Микан зарылся лицом в кремовую ткань. Вдохнул еще раз ее запах, а затем встал и повесил платье на ветку дерева.

В кухне все еще горел свет. Силуэт Улы темным характерным пятном иногда мелькал в окне. Мишка помедлила. Не знала, как войти в дом, о чем разговаривать. Рассчитывала проскользнуть в дом тихо, как мышка, и юркнуть в кровать. Свет в окошке все не гас.

С Ярой в чем-то было проще. По крайней мере, привычнее. Противостояние. Яра была противником. Привыкшая жить со сжатым прессом Медведица воспринимала выпады в свою сторону как должное. А обращаться с нападающими ее хорошо научили. Злости в свой адрес не боялась. А вот как быть с радушием и ласковым взглядом?

Мишка терялась. С удовольствием она сбежала бы жить в лес. За реку. Там довольно крутые горы. Можно было бы найти, где спрятаться. Но нельзя. Она должна оставаться в деревне. Эта добродушная женщина – настоящий кладезь нужной информации. Вот только забалтывать кого-то ради достижения своих целей Медведица не умела. Ну что ж, сейчас придется приобретать новый опыт.

Мишка нехотя стянула с дерева свое платье. Стала натягивать на себя, мысленно проклиная узкие рукава. И вдруг замерла. Ей ведь не померещилось. Принюхалась. Не составило труда догадаться, кто трогал платье в ее отсутствие. Его запах уже прочно впитался в волокна и смешался с ее собственным, но ее чувствительный нюх выделял его безошибочно.

Она разозлилась. Кто его просил трогать ее вещи? Хотя сама виновата. Бросила платье у всех на виду. И теперь на нем остался запах. Чуть терпкий. Оно пахло его мылом: сосновой хвоей и немного влажной землей. Аромат леса. И гор.

Ула налила две чашки чая и села напротив. Медведица силилась, старалась не упускать нить разговора. Она чувствовала присутствие Микана. На открытом воздухе запах казался почти незаметным, но в замкнутом пространстве он вдруг приобрел для Мишки необычайную яркость. Сказать, что ее это тяготило, – ничего не сказать. Ум уплывал куда-то за грани реальности. Способность рассуждать вылетала в трубу.

А ведь она готовилась к этому разговору. Продумывала вопросы, которые будет задавать, и стратегию того, как будет выводить Улу на нужные темы. А вместо этого сидела, медленно цедила чай и пыталась стряхнуть с себя это оцепенение. Спрашивала почти невпопад и за недолгую беседу выяснила для себя несколько важных фактов об Охотниках. Что они не имеют родства с оборотнями. Что могут воплощать ящера по своей воле почти из воздуха. Каждому охотнику присущ свой конкретный вид. Ящер является частью их сущности и может быть вызван, когда хозяину требуется защита или помощь.

Ула так же делилась воспоминаниями о жизни деревни и историями близких ей людей.

Оказывается, Айгир ощутил своего ящера в тринадцать лет, Микан – в шесть, а малыш Яридан – в два. Скорый на таланты малыш!

Значит, у этого народа пробуждение силы не связано с взрослением, как у оборотней, например. Интересно, от чего тогда оно зависит? И почему только мужчины наследуют ящера? Почему Айгир и его сын – единственные летающие ящеры в клане? Все это нужно выяснить. И главный вопрос: кто держит щит?

Но расспросить об этом Мишке не удалось. Разговор с неизбежностью лавины съезжал на щекотливую тему – ее собственную историю. Вот уж о чем говорить не хотелось! Но негоже напускать на себя таинственность и рассчитывать при этом на откровенность собеседника.

Пришлось рассказывать. Осторожно, без лишних деталей, коснулась своего прибытия в деревню. Тщательно старалась запомнить каждое свое слово. Еще не хватало засыпаться на какой-нибудь мелочи.

Мишка не понимала до конца, почему так вышло. То ли дурманящий чужой запах на своем теле окончательно вырубил барьеры в ее душе, то ли усталость сказалась или одиночество, прорвавшееся из глубины души едким гейзером на иссушенную борьбой землю, или все это вместе, но она сама не заметила, как скатилась в настоящие воспоминания. И рассказывала. Рассказывала.

И снова вставали перед глазами эпизоды собственной жизни. Жалкие, страшные, нелепые, жестокие, грязные. Что чистого было в ее жизни? Ула не перебивала. Лишь иногда задавала вопросы, когда Мишка умолкала, вязла в воспоминаниях. И тогда поток откровений возобновлялся снова.