Черная медведица

Мишка еще держалась. Нужно ограничить свое общение с Улой. По крайней мере, на некоторое время. Пока Медведица не наведет порядок в собственной голове, пока не залатает дыры в собственной проржавевшей логике. Иначе она сломается. А сломаться страшно. Тогда пойдет под откос все: ее планы, ее шансы на свободу, ее жизнь.

Очень хотелось вскочить, стряхнуть со стола крупу, чтоб раскатились зернышки россыпью, запрыгали по дощатому полу. Выместить свою злость на чем-то. Уйти. Посидеть в тишине одной. Но страх выдать себя, навести всевидящий взор Улы на свои чувства удерживал на месте, вынуждал упереться взглядом в горсть крупы перед своим носом и не слишком громко сопеть.

Крупа, наконец, закончилась, и Медведица получила возможность сбежать из домика, сменив опостылевшее платье на привычные штаны и рубаху. Она выдохнула от облегчения и подставила лицо полуденному летнему солнцу. Это стало уже своеобразным ритуалом.

Ноги привычно несли ее к берегу реки, пока в голове роились тяжелые мысли. Несмотря на то, что Ула снова выбила ее из колеи, Мишке удалось узнать многое. Главное – она узнала, кто отвечает за щит. И теперь можно действовать. Можно планировать дальше. Разве она не молодец? Похвалить бы себя, но не хотелось. Чувства удовлетворения собой не наступало.

Она должна каким-то образом выманить Микана одного из деревни и убить. Вот только как? Мысли разбегались и путались. Оказывается, сложно планировать убийство того, кто смотрит на тебя с искренней теплотой и лаской, пусть и не нужной. Если ей нужна свобода, он должен умереть. Нужно перешагнуть через это и идти дальше к своей цели. Медведица убеждала себя, что он всего лишь препятствие на пути к ее цели. Как один из ее соперников в «Круге».

Но он не соперник. Он даже не знает, что уже вовлечен в сражение. Мерзкое ощущение. Недостойно это. Планировать подлость оказалось противно. Она чувствовала себя уже не просто наступившей в грязь. Она уже потопталась в ней и попрыгала. Неуклюже плюхнулась, вывозившись по самую макушку. Наглоталась. Обтекала, стоя на коленях. Грязь залепляла глаза, мешая видеть. Она забилась всюду: в мозгах, в сердце, в сознании. Везде эти склизкие грязевые подтеки. От нее стало тяжело дышать.

Медведица никогда не нападала со спины исподтишка. Обманывала, обходила, хитрила, но всегда лицом к лицу. И всегда первая агрессия шла со стороны ее врага. В спину бьют только слабые. Только те, кто не уверен в своей победе. Может, это убеждение – тоже порождение ее гордыни, но оно помогало чувствовать себя не полным ничтожеством.

Ну почему Микан не похож на одного из бойцов арены? Или на одного из богатых гостей? Было бы проще. Если бы с его стороны был какой-то выпад. Нападение.

На берегу реки сидели Найрани и Яридан. Медведица увлеклась своими мыслями и заметила их слишком поздно.

– Мишка, иди к нам, – махнула рукой улыбающаяся Найрани.

Медведица торопливо оглянулась. Отказываться поздно. Не отговориться. Не получится побыть одной. Она подавила разочарованный вздох и села на соседний камень рядом с Найрани.

Яридан резвился в воде. Шумно. Рыже-каштановая головка мелькала между камнями на отмели. Река расширялась и мелела в этом месте. Течение было особенно сильным на мелководье. Вода доходила малышу до колена, а кое-где и до пояса. Мальчик плескался, прыгал, позволял течению подхватить себя и тогда восторженно взвизгивал, хватаясь за гладкие камни на дне и по сторонам. Выбирался на берег и снова бросался в течение.

– Ты не боишься, что его унесет течение?

– Ты не смотри, что он такой маленький, – усмехнулась Найрани. – Он Охотник и знает, как спастись из реки. И потом, я же рядом.

– Но ему всего три года!

– Ну и что. Хоть он еще мал, но ему расти и жить в этом мире. Пусть познает его.

Мишка задумалась. Поведение Найрани казалось ей легкомысленным.

– Разве не положено родителям беречь и оберегать свое потомство?

– Конечно. Но оберегать – не значит задушить его стремление к познанию мира.

– А если, познавая мир, он пострадает?

– А для этого есть я, чтоб сделать его познавание безопасным.

– Но ты не можешь защитить его от всего.

– Верно. Не могу. Но и пристегнуть его за ногу к себе тоже нечестно, – Найрани следила взглядом за сыном.

– А если кто-то нападет снаружи… Сможешь ли ты уберечь его?

– Почему ты так переживаешь? Ты думаешь, что твои родители не уберегли тебя, как должны были?

Медведица осеклась. Защемило где-то глубоко в груди. Она имела ввиду совсем иное. Почему-то стало важно смогут ли невинные уйти из деревни в случае войны. Ведь предупредить их будет некому. Они не сразу заметят, что щита больше нет. Найрани истолковала ее беспокойство по-своему. И ее слова неожиданно больно хлестнули. Всколыхнули что-то под сплетением старых и новых эмоций. Вытащили, обнаружили новый кровоточащий пласт.