Черная невеста

– Да не бойтесь вы так, – рассмеялся лорд Макаллан и легко, почти бесшумно спустился к ней. – Друзья моего сына – мои друзья, а его гости – мои гости. Как мне звать вас, леди? По имени или… – Он сощурился и склонил голову набок, ожидая ее ответа. – Или как-то иначе?

– Вы же знаете, да? – спросила она.

– Конечно. – Улыбка лорда Макаллана выглядела странной, как если бы огромный суровый пес вдруг вздумал улыбнуться, – получался почти оскал. Глаза его при этом злыми не были, наоборот, они как раз улыбались по-настоящему, совсем не страшно. – Но звать вас миссис Макаллан мне как-то неловко, а вам, кажется, будет неловко отзываться на это. Сойдемся ли мы просто на Флоренс или поищем что-нибудь еще?

– Макалланы живут на этих землях так долго, милая леди, что представить страшно. Король Кеннет Третий подарил моему далекому прапрапрадеду право построить здесь замок, и мы пустили корни на века.

Они шли по дороге, петляющей между холмов и разбросанных по ним ферм. Алек Макаллан двигался удивительно плавно для его огромного роста – высокий, в тяжелом шерстяном плаще и старой шляпе, он здесь казался еще большим великаном, чем в замке. Вслед за ним и Флоренс бежал пес – огромный, под стать хозяину, кудлатый, с жесткой черной шерстью и медвежьей мордой. Пса звали Ричард Третий – в честь логресского монарха, который подчинил Эйдин.

Алек Макаллан находил это неплохой шуткой. Флоренс подумала, что эта шутка скользит по самой границе дозволенного, но не переступает ее.

– А что пес? – сказал лорд Макаллан утром, когда они вышли за стены замка, чтобы, как он выразился, леди могла размять ноги после кареты. – Преданный и умный. Я бы обрадовался, если бы в мою честь назвали такого пса! Да, Ваше Высочество? – И он с добродушным оскалом потрепал Ричарда за ушами.

Погода была солнечной, но ветреной и холодной. Флоренс куталась в широкий, похожий на плед серый шарф из овечьей шерсти – пальто лорда Макаллана было из такого же сукна. От шарфа, очень теплого и чуть колючего, пахло почему-то псиной, словно Ричард Третий любил на нем валяться.

Флоренс успела узнать, что сукно это делали из шерсти местных овец: она видела их на окрестных пастбищах. Сукно получалось тоньше, чем обычное, но тепло сохраняло лучше, и платили за него хорошо.

Овечья шерсть и виски, вот что сделало род Макалланов богатым.

Известным его сделала доблесть.

Об этом Флоренс тоже успела услышать.

– Я хочу показать вам кое-что, Флоренс, – сказал лорд Макаллан, когда они свернули от ферм к северу, в ту сторону, где на горизонте пряталась за дымкой серая полоса гор. – Это, скажем, добрый сюрприз, не стоит бояться.

Флоренс почему-то совсем не боялась. Ни этого человека, огромного, как какой-нибудь горный дух. Ни его пса, челюсти которого, казалось, могли перекусить ей руку. Ни крутых подъемов на холмы, ни узких и шатких мостов над быстрыми холодными речушками, текущими откуда-то с гор. Ржавые пустоши, уходящие к горизонту, серые камни, темно-зеленый сосновый лес, выцветший вереск и седой чертополох – все это было похоже на что-то, о чем Флоренс знала, но забыла.

Солнце поднялось в зенит. Пахло осенью, сладковато и терпко, туманом и отжившими свое травами. И еще было тихо, настолько, что каждый звук оглушал: треснувшая под ногой веточка, резкий порыв ветра, отозвавшийся свистом где-то высоко-высоко, шумное и горячее собачье дыхание или лай.

– Опять погнал кого-то, – рассмеялся лорд Макаллан, когда Флоренс вздрогнула и заозиралась: Ричард Третий носился по склону холма и облаивал россыпь камней, похожих на огромные пористые кости. – Почти пришли.

Они спустились к ручью, текущему в неглубоком овраге. Здесь было стыло и зябко, холодное осеннее солнце не доставало сюда. Колючий кустарник рос вдоль берега, камни были скользкими, и лорд Макаллан предложил Флоренс свою руку.

Они вышли к руинам часовни, спрятанной здесь, между тремя холмами. От здания уцелели только контур, остов арки и единственная стена с торчащими из оконного проема осколками цветных стекол.

– Это часовня Святой Уиннифреды, – сказал лорд Макаллан. – Ее разрушили злые люди еще при короле Викторе, отце нашей доброй леди Альбертины.

Кто разрушил храм и зачем, он объяснять не стал, лишь позволил Флоренс осмотреться, рассказывая и о святой Уиннифреде, и о ее источнике, который, если верить легендам, дарил покой мятущимся душам, излечивал безумие и смягчал боль утраты. Почва здесь была топкая, липла к подошвам.

А источник журчал внутри, в маленькой выемке прямо под расколотым витражом, – крошечный ледяной ключ.

Кто-то – может, сам лорд, а может, заходящие сюда паломники и крестьяне, – выложил для него чашу из камней и цветных стеклышек, обточенных водой за долгие годы. Флоренс видела свое неясное отражение. Солнечный луч падал на дно чаши, и стеклышки мерцали, как драгоценные камни.

Какая-то невидимая птица насвистывала незатейливую мелодию.

Тени птиц побольше иногда мелькали в вышине.