Черная Призма

Взгляд его вернулся к столу. Его ждали как минимум две сотни извлекателей. Небольшой выпуск, как сказала ему Белая. Только вот не сказала, кто будет в этом выпуске. Гэвин всех их знал в лицо, и большинство – по имени. Он узнал Изема Синего и Изема Красного, Самилу Сайех, Мароса Орлоса, несмежного бихрома Юсефа Тепа, которого они называли Пурпурным Медведем, Диди Падающий Лист, парийских сестер Талу и Тайри, Джавида Араша, Талона Гима, Элелеф Корзен, База Простеца, Далоса Темноса-Младшего, Усема Дикого, Эви Траву, Огнерука и Одесса Карвингена. Куда ни глянь – герои Войны Призм с обеих сторон. Это были одни из самых талантливых извлекателей Семи Сатрапий, представлявших каждую из них, даже илитийцы присутствовали, хотя лишь в лице Огнерука, и Элелеф Корзен была аборнейкой.

Гэвин застыл на месте, не веря глазам своим. Каждый год кто-то из извлекателей времен войны Освобождался, но столько великих вместе Гэвин не видел ни разу, разве что сразу после войны, когда столькие дошли до края из-за того количества силы, с которым им приходилось управляться в бою. Все эти извлекатели были во время войны юными, и Гэвин знал и боялся, что они начнут уходить, но столько и в один год?

– Мы заключили договор, – сказал Усем Дикий в ответ на явное недоумение Гэвина. – Некоторые, кто сражался вместе. Что если одному из нас придется уйти, мы уйдем все вместе. Я бы еще пару лет пожил, но лучше уйти на взлете, не так ли?

– Уйти в трезвом уме, – прорычал Пурпурный Медведь.

– Лучше уйти вместе, – сказала Самила Сайех. – И не мучить Диди.

Действительно, Диди Падающий Лист выглядела хуже остальных. Ее кожа постоянно была зеленоватой, и ореол ее радужки прорывался зеленым, затопившим некогда голубые глаза. Она слабо улыбнулась.

– Владыка Призма, это честь. Я долго ждала Освобождения. – Она присела в реверансе, игнорируя, как и большинство старых воинов, что во время войны она сражалась на другой стороне.

Остальные последовали ее примеру, кланяясь или приседая по обычаю их родины. Гэвин официально кланялся, встречаясь с ними взглядом, стараясь оказывать равное почтение извлекателям каждой из сторон.

Сердце его, как всегда, разрывалось. Он хотел сказать тем, кто сражался рядом с ним, что он не Гэвин, что во всем этом в конце концов был смысл. Но вместо этого он сел вместе с ними, оказавшись рядом с пылким Усемом Диким, пока рабы разносили блюда с горячим и холодные кувшины с цитрусовым соком и вином.

– Когда я рассказал некоторым товарищам, – Усем нехотя кивнул на Иземов и Самилу, которые сражались за Гэвина, – они подумали, что это хороший год и для них.

– Мы хотели, владыка Призма, возможно, помочь Семи Сатрапиям оставить войну… в прошлом вместе с нами, – сказала Самила Сайех, дипломатично удержавшись от того, чтобы назвать ее Войной Ложной Призмы. – Мы на самом деле стали добрыми друзьями.

– Лично я, – сказал Марос Орлос, самый низкорослый рутгарец, какого только видел в жизни Гэвин, – рад, что буду Освобожден без всяких фанфар. Без этих фейерверков и речей, фразерства сатрапов и высокородных выскочек, которые сами никогда бы не выполнили такой договор. Освобождение священно. Это должно быть между человеком, Призмой и Ороламом. Остальное – мишура.

– Мишура? Вроде ужина с Призмой и твоими товарищами по Освобождению? – спросил Изем Красный. Он был парийцем, гибким, как кнут, и с таким же хлестким умом. Он по-прежнему носил свою куфью, сложенную так, что та напоминала капюшон кобры, в стиле, который он выбрал еще семнадцатилетним извлекателем, за что его постоянно дразнили. Его называли позером до первой битвы, когда его молниеносные удары, огненные шары, быстрые, как стрела, выкашивали ряды врагов, что заставило раз и навсегда умолкнуть злопыхателей. Марос открыл было рот, чтобы протестовать, осознал, что чуть не сцепился с Иземом Красным, и снова вернулся к трапезе.

Тала, пожилая парийка с короткими седыми волосами и красным ореолом, выдавливающим коричневое из радужек, сказала:

– Знаете, Верховный владыка Призма, командир Железный Кулак рассказал нам о маленьком проекте, над которым вы трудитесь. Это в чем-то напомнило мне ту старинную поэму о Страннике. Как там – есть работа?..

Это была знаменитая поэма, все они ее знали. Ей даже не надо было приводить полную цитату. Она предлагала Гэвину помощь в возведении стены.

– Это было бы чудесно… – начал Гэвин.

Баз Простец, тот странный тирейский полихром, перебил его, склонив голову набок:

– «Может еще быть сделано благородное дело, не недостойное людей, сражающихся с богами». Гевисион, «Последнее путешествие Странника», строфы шестьдесят третья и шестьдесят четвертая. – Он поднял взгляд, увидел, что все смотрят на него, и робко опустил взгляд.