Чëрная звезда

Действительно, возле колонны стоял широкоплечий высокий мужчина, с лица которого можно было бы лепить статую какого-нибудь воинственного божества, если б не широкая кожаная повязка, пересекавшая это лицо наискось. Прихлебывая из высокого бокала, мужчина курил трубку, время от времени выпуская в потолок клубы сизого дыма — впрочем, даму это никоим образом не смущало.

— Говорят, он снимает повязку только на дуэлях, — продолжил граф. — Достаточно противнику увидеть страшные шрамы, как тот немеет от ужаса, и поручику не составляет труда убить несчастного. Впрочем, предполагаю, что это лишь слухи — не настолько наши офицеры пугливы.

— Согласен, — кивнул Холмс, при этом его ноздри раздулись, словно у гончей, учуявшей добычу. — Вряд ли кадрового военного можно напугать шрамами. Не исключаю, что эти истории о своем глазе сам господин д’Альбре распускает специально — подобные байки нравятся не только дамам, но и войсковому начальству, что весьма способствует продвижению по службе.

В то время как Холмс начал произносить свой монолог, играла музыка, но на середине фразы оркестр прервал ее, дабы передохнуть, и последние слова прозвучали достаточно громко. Многие обернулись — английский язык был в высшем свете менее популярен, чем французский, но, тем не менее, его знали многие. Похоже, д’Альбре входил в их число.

Прервав беседу, он раскланялся с дамой и направился к иностранным гостям. По его походке можно было понять, что поручик настроен более чем решительно.

— Oh, que diable![101] — простонал Талызин.

— Милостивый государь, не потрудитесь ли объясниться? — по-английски рыкнул д’Альбре, приблизившись к гостям.

Вместо ответа Холмс потянул носом воздух и проговорил, обращаясь к Ватсону:

— А вы еще ругали мой табак, доктор. Да он просто амброзия по сравнению с тем, что курит этот французский невежа, позволяющий себе дымить прямо в лицо даме.

— Если ваш друг действительно доктор, это к лучшему, — криво усмехнулся д’Альбре. — Кодекс графа Верже[102] требует, чтобы на дуэли присутствовал врач. Но рекомендую также озаботиться поисками священника.

— Мне он вряд ли понадобится, — лучезарно улыбнулся Холмс. — Но если духовное лицо необходимо вам, то это точно не мои проблемы.

— В таком случае, предлагаю не тянуть время попусту и встретиться на рассвете в Лесном парке, — бросил д’Альбре. — Я, как лицо оскорбленное, выбираю шпагу и бой до смерти. Надеюсь, граф Талызин не откажется быть распорядителем, а ваш друг совместит обязанности врача и секунданта.

— Я постараюсь это уладить, — вторично улыбнулся Холмс.

— Вот и отлично, — проговорил поручик, залпом опрокидывая в себя содержимое бокала. — До встречи.

И, как ни в чем не бывало, направился к даме, судорожно обмахивающей себя веером.

— Oh, que diable! — повторил Талызин, бледнея на глазах.

— Не беспокойтесь, — усмехнулся Холмс. — Как говорят у вас в России, утро вечера мудренее.

* * *

Утро выдалось пасмурным, что, впрочем, неудивительно для осеннего Петербурга.

— Хорошо еще, что дождя нет, — заметил Талызин. — Чрезвычайно мерзко фехтовать в грязи.

— В грязи вообще мерзко делать что-либо, — заметил Ватсон, вылезая из кареты. — Например, копаться в ней, распутывая чужие преступления. Но некоторым это доставляет удовольствие.

Холмс усмехнулся, оценив шутку, которой доктор попытался немного разрядить обстановку — в частности, отвлечь Талызина от мрачных мыслей. Граф винил себя в том, что повел гостей на бал, не проинструктировав подробно о российских правилах хорошего тона, хотя его никто и не обвинял. Напротив, Холмс уговорил его быть распорядителем на дуэли, ибо, по его заверению, никто с этим лучше не справится. Талызин нехотя согласился, при этом даже предоставил Холмсу на выбор несколько своих лучших шпаг. Несмотря на рекомендации владельца, сыщик выбрал не ту, что была наиболее пружинистой и легкой, а самую тяжелую и длинную, скорее больше похожую на рапиру.

— И зачем вам этот вертел? — с досадой проговорил граф. — Бретёры предпочитают боевые шпаги с клинком, заточенным по всей длине, а этой можно только колоть. Жалею, что вообще привез ее.

— Напротив, благодарю вас именно за этот экземпляр, — возразил сыщик. — Француз весьма здоров, так что по быку и вертел…

Д’Альбре прибыл без опозданий, на тяжелой открытой повозке, явно не купленной, а сделанной на заказ. За таким мощным экипажем вполне можно было укрыться во время перестрелки — правда, оставалось неясным, для чего нужен военный экипаж в столице России.

Рядом с французом на скамье сидел еще один человек в черном пальто, чем-то неуловимо похожий на своего товарища — возможно, широченными плечами и невозмутимостью. Правда, лицо секунданта д’Альбре было еще более бесстрастным, словно лик памятника Самсону в Петергофе.

— Ну конечно, — покачал головой Талызин. — Кто же мог быть секундантом д’Альбре как не еще один бретёр, шевалье Анри де Фуа. Даже не знаю, кто из них пользуется более дурной славой — поручик, или его закадычный друг и земляк.