Чернильное сердце

Он приснился Мегги, когда и она заснула. Во сне его лицо взошло над ней, как темная луна, и из него высыпались разные существа – толстые и тонкие, большие и маленькие, они прыгали, скакали, и их становилось все больше. А на самом носу луны маленьким пятнышком, словно тень, танцевала фигурка женщины – и вдруг луна стала улыбаться.

Предатель

Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются. <…> И больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве, – сунуть в огонь прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом; они взлетают в огненном вихре, и черный от копоти ветер уносит их прочь.

Р. Брэдбери. 451° по Фаренгейту[5]

Незадолго до рассвета лампочка, своим скудным светом помогавшая им скоротать ночь, начала мерцать. Мо и Элинор спали у двери, а Мегги лежала в темноте с открытыми глазами и чувствовала, как из холодных стен выползает страх. Она слушала дыхание Элинор и своего отца и не мечтала больше ни о чем, кроме огарка свечи, да еще о книге, чтобы прогнать страх. Страх, казалось, был везде, злобный, бестелесный, он только и ждал, когда погаснет лампочка, и теперь в темноте подбирался к ней, чтобы заключить в свои ледяные объятия. Мегги села, тяжело дыша, и на четвереньках поползла к Мо. Она прижалась к нему, как делала, когда была маленькой, и стала ждать, когда наконец свет проникнет из-под двери.

На рассвете пришли и двое от Каприкорна. Мо устало поднимался с пола, а Элинор, бранясь, растирала больную спину, когда послышались шаги.

Басты с ними не было. Один, огромный как шкаф, выглядел так, будто какой-то великан наступил ему на нос и сплюснул все лицо. Второй, маленький и тощий, с козлиной бородкой и безвольным подбородком, все поигрывал своей винтовкой и смотрел так злобно, словно мечтал пристрелить всю эту троицу на месте.

– Ну, пошли! Пошевеливайтесь! – накинулся он на пленников, пока они, щурясь и спотыкаясь, выходили навстречу свету дня.

Мегги попыталась вспомнить, слышала ли она этот голос в библиотеке Элинор, но у Каприкорна было много людей.

Утро было теплое и красивое. Небо синей чашей висело над деревней Каприкорна, и на нем не было ни облачка. В кусте одичавшей розы два чижа щебетали так самозабвенно, будто на свете не было ничего опаснее голодных кошек. Мо и Мегги вышли на улицу. Кокерель стал грубо выталкивать Элинор, потому что она искала туфли дольше, чем он был настроен ждать. Она отбросила его руки и излила на него поток отборной брани, но надсмотрщиков это лишь развеселило, и тогда Элинор поджала губы и в дальнейшем ограничивалась лишь враждебными взглядами.

Люди Каприкорна торопились. Они вели своих пленников той же дорогой, которой вчера их привел Баста. Плосконос шел впереди, Кокерель – сзади, выставив винтовку. Он приволакивал ногу, но все время понукал их, словно желая доказать, что он ходит быстрее всех.

Даже днем деревня Каприкорна выглядела странно заброшенной, и не только из-за опустевших домов, которые при свете смотрелись еще печальнее, – на ее улочках не было почти ни души, кроме одного-двух из чернокурточников Каприкорна, как про себя окрестила их Мегги, или тощих мальчишек, собачонками бегавших за ними. Дважды Мегги на глаза попадалась торопливо идущая женщина. Не было здесь и детей, ни играющих, ни бегущих вслед за матерью, – одни лишь кошки, черные, белые, ржаво-рыжие, пятнистые, полосатые, лежавшие на теплых завалинках у стен, на порогах домов и карнизах крыш. В деревне Каприкорна царила тишина, и все, что там происходило, было тайной. Не скрывались лишь люди с винтовками. Они лениво прохаживались перед воротами и вокруг домов, шептались и любовно опирались о свои винтовки. Цветов, которые Мегги видела перед домами в деревеньках вдоль побережья, тут тоже не было. Здесь были лишь дома с провалившимися крышами да цветущие кусты, пробивавшиеся сквозь пустые оконные проемы и распространявшие такой удушливый аромат, что у Мегги закружилась голова.

Когда они вышли на площадь перед церковью, Мегги подумала, что эти двое сейчас опять отведут их в дом Каприкорна, но дом остался слева, а они пошли дальше, прямо к церкви. Церковная колокольня выглядела так, словно ветер и дождь долго объедали ее стены. Под остроконечной крышей висел проржавевший колокол, а чуть ниже, примерно в метре от него, росло чахлое деревце, цепко державшееся за камни песочного цвета.

На портале церкви были нарисованы узкие красные глаза, а с обеих сторон от входа стояли уродливые каменные черти высотой с человека, скалившие зубы, как злые собаки.