Черно-белая история

— Отнюдь, мой друг, отнюдь. Suum cuigue Каждому свое (лат.). Во-первых, в отличие от тебя я не имею привычки усаживаться на плечо. С клиентом нужно сохранять дистанцию. Ах, молодость-молодость, всему учить надо! Во-вторых…

Что было «во-вторых», узнать мне не довелось, так как ангел сердито перебил пуделя:

— Я хочу помочь юной заблудшей душе, а ты все портишь!

— Портишь ты, потому как не понимаешь нужд и чаяний юной души. Ты плохой психолог, мой юный пернатый друг.

— Плохой психолог, говоришь… — задумчиво протянул ангел.

Дальше я не расслышал. Постепенно нарастающий звон заглушил остальные слова, картинка потускнела и пропала.

За окном рассвело. Я лежал в своей постели, а будильник громко и нетерпеливо напоминал мне, что пора отправляться в школу.

…Я смотрел на Лару. Вот уже вторую неделю почти на каждом уроке я занимался этим неблагодарным занятием. Неблагодарным потому, что данный процесс доставлял мне мучительную боль. Как истинный мазохист терзает плоть, растравляя свои раны, я терзал и мучил себя созерцанием Лары.

Со своей новой парты я видел рассыпанные по плечам русые с рыжинкой волосы, нежный абрис щеки, спадающий на лоб локон, когда Лара склонялась над тетрадью. Если меня попросить описать Лару, я не смогу это сделать. Она просто Лара, прекрасная и удивительная. Вся, целиком. К примеру, ее соседку Верку Живоглядовову я опишу легко, начиная от маленьких хитрых глазок неопределенного цвета и прыща на подбородке и заканчивая скверным характером сплетника и интригана шакала Табаки.

Тем временем Лара повернулась к Верке и что-то спросила. Затем задумалась, откинувшись на спинку стула. Теперь грызет карандаш. Видимо, не очень-то получается у нее с контрольной. Да, алгебра никогда не давалась Ларе легко. Уж кому как не мне знать это — весь прошлый год, что мы просидели за одной партой, я часто помогал ей с примерами и задачами.

…Поменять мою старую дворовую школу, в которой я учился с первого класса, на лицей в двух трамвайных остановках от дома было маминым решением. Она вообще частенько решала за меня. Из лицея тебе проще будет поступить в вуз, авторитетно заявила она. Мама все и всегда заявляла авторитетно. Вуз она тоже выбрала сама. В другой город тебя отпускать страшно — ты совершенно несамостоятельный, да и незачем куда-то ехать, и у нас хватает, где учиться, — подвела она черту. При этом она как всегда не забыла добавить, что никаких возражений не потерпит, хотя я вовсе не пытался возражать. Затем с карандашом в руках она прошлась по справочнику высших учебных заведений нашего города, и у трех из них появились галочки. Все вузы готовили востребованных специалистов, а не каких-то «бездельников».

Я не возражал. Если бы у меня были какие-то выдающиеся способности или я твердо знал, чем хочу заниматься в жизни, тогда стоило бы побороться за право распоряжаться собственным будущим. Но у меня не было ни первого, ни второго.

Так я и оказался в этом лицее.

Конечно, здесь было лучше. Здесь не засовывали живого хомяка в сумку молоденькой литераторше, не трясли деньги у малышей, не выясняли отношения, впятером подкараулив одного возле школы. Здесь не старались в драке заехать ногой в пах и уронить лицом в грязь, да и по меркам моей старой школы драк здесь вообще не было. Как не было беременностей, судимостей и тошнотворных желто-зеленых стен. Скандалы здесь предпочитали заминать в зародыше, не дожидаясь абсцесса. Даже курить на школьном крыльце здесь не возбранялось только одному человеку — нашему охраннику.

Но если в лицей меня привела мама, то за одну парту с Ларой посадил случай в лице нашей классухи Ирины Михайловны.

— Мне еще только предстоит познакомиться с вами, — сказала она нам первого сентября. — Поэтому я рассажу вас случайным образом — мальчик с девочкой. А дальше будет видно. И никаких возражений!

Почему взрослые считают, что им непременно должны возражать? Вот и тут никто не пытался вставать на дыбы.

Вообще, конечно, решение было странным. Обычно учителя так поступают в начальной и средней школе: пацанов сажают с девчонками, чтобы первые не дрались между собой, а вторые не болтали. Но с шестнадцатилетними оболтусами вряд ли такие методы могли оказаться действенными. Конечно, педагогу виднее, но мне думалось, что наша Ирина Михайловна таким образом просто решила показать, кто в классе главный.

Я опять бросил влюбленный взгляд на Лару. Как же она хороша! Даже сейчас, когда дуется, накручивая локон на палец. Да, похоже, не совладать ей с уравнениями. Ну почему меня нет рядом!

Некоторые мои одноклассники спустя пару месяцев поменяли свои места и своих «партнеров», но мы с Ларой не только смогли мирно ужиться в пределах одной парты, но даже сдружились. Вернее, это она считала, что мы сдружились. Я же влюбился сразу. Безумно, и как теперь выяснилось, безответно. Я никоим образом не заблуждался на свой счет, прекрасно понимая, что Лара испытывает ко мне всего лишь симпатию, но мне и этого было достаточно.