Иногда во мне просыпалась надежда. Случайно оброненное Ларой слово, игривый взгляд заставляли мое сердце колотиться чаще, а уж когда я впервые поцеловал ее… Порой, наоборот, мне казалось, что я так и останусь другом и рассчитывать на большее не стоит. Но Лара никогда не гнала меня прочь. До того проклятого дня. Собственно, вся моя жизнь поделилась на две части — до того августовского вечера и после. Вернее, после была уже не жизнь. После я умер.
Шла последняя неделя августа. Мы не виделись с Ларой все лето. В июне она отдыхала с родителями в Испании, в июле гостила у родственников в Крыму, а в августе учила английский язык на Мальте. Я писал ей, поначалу она отвечала охотно, присылала фото. Затем сообщения стали приходить все реже, а в августе она окончательно замолчала. Если бы время можно было повернуть назад! Но, увы, жизнь — это игра с одного прохода, без сохранений и чит-кодов.
Если бы в тот злополучный вечер я обуздал свое нетерпение, то, возможно, все осталось бы по-прежнему. Но я не сдержался. Сейчас уже не помню, кто сообщил мне, что видел Лару в городе. Я позвонил ей. Она не ответила. Но не смотря на молчание, я все равно с улыбкой счастливого идиота на лице понесся к ее дому. На что я рассчитывал? Не знаю. Мне просто хотелось ее видеть.
И я увидел. Лара стояла возле своего подъезда и улыбалась. Но, увы, не мне, а новенькой вишневой «Мицубиси», сворачивающей к ее дому.
— Лара!
Я кинулся к ней. Она моментально изменилась в лице и отвернулась.
— Ты не вовремя, — пробормотала она, порываясь уйти.
— Подожди, — я попытался взять ее за руку. Она резко вырвалась.
— Что там у тебя? Помочь? — внезапно сзади раздался мужской голос. Сколько же уверенного превосходства прозвучало в нем!
Из машины вышел самодовольный хлыщ, по сравнению с которым я выглядел смешным и наивным школяром-малолеткой. Безразличный взгляд бегло мазнул по мне. Парень не допускал ни единой мысли, что я могу оказаться соперником.
— Нет, не нужно. Я сама.
— Лара! — я опять попытался заглянуть ей в глаза.
— Уходи. У меня сейчас нет времени.
И все это глядя мимо… вернее, сквозь меня.
— Лара! Это же я…
— Душераздирающее зрелище, аж слезы наворачиваются.
Сзади прозвучали вялые аплодисменты, затем насмешливый голос добавил:
— Браво, детка! Но у нас сейчас нет времени на мыльные оперы. Мы опаздываем.
Лара молча направилась к машине.
— И что это было? — спросил владелец авто, когда она поравнялась с ним.
— Ничего. Просто одноклассник, — быстро ответила она. В ее голосе чувствовалась злость. — Вообразил себе невесть что.
— Лара… — крикнул я ей в спину.
И вот тут она резко развернулась в мою сторону.
— Оставь меня в покое! Понял? Я не хочу тебя видеть.
— Но как же?.. — глупо начал я и осекся, не закончив вопроса.
— Что «как же»? — зло передразнила она меня. — Неужели я не ясно выразилась? Я-не-хо-чу-те-бя-ви-деть.
Можно ли убить словом? Наверное, можно. Не знаю. Зато я знаю, что можно убить вот этими несколькими словами, сказанными по слогам с такой ненавистью, будто бы на моем месте был ее самый злейший враг.
Я не помнил, что ответил ей. Не помнил, как оказался дома… Не помнил, что делал дальше. Наверное, просто лег и заснул, чтобы забыть этот день, вычеркнуть его из своей жизни. Но я ничего не забыл.
Следующие две недели слились в одну сплошную муку, которая успокаивалась лишь тогда, когда я забывался сном. Только во сне не было этой тянущей, рвавшей сердце боли, горькой обиды, щемящего одиночества. Проснувшись, я мечтал об одном — вновь поскорее заснуть.
На мое счастье никто не лез ко мне в душу, никто не доставал своей жалостью. Мама уходила на работу, когда я еще спал. А когда она возвращалась домой, я снова спал. «Опять всю ночь в Интернете сидел», — ворчала она, когда мы изредка сталкивалась возле холодильника. Я что-то бубнил в ответ или просто молча делал бутерброд и отправлялся обратно к себе «в нору» зализывать душевные раны. Мама провожала меня укоризненным взглядом и сокрушенно качала головой, но с наставлениями не лезла. Это я так думаю, что взгляд был укоризненным, потому что никогда не оборачивался. Я был благодарен ей за молчание, но где-то в глубине души удивлялся ее душевной слепоте — сын почти готов свести счеты с жизнью, а она не замечает.
На самом деле я, конечно, не собирался сводить никакие счеты. Каюсь, мелькнула однажды такая мысль — но почти сразу же была отброшена — нечто глубоко внутри меня подсказывало, что этот мой поступок Лара все равно не оценит.
К телефону я не подходил, ни с кем не общался. Единственный, кто оказывал мне поддержку в эти тягостные дни — это мой кот Римо. Он мягко запрыгивал ко мне на диван, где я валялся целыми днями, терся мордой о мою руку и молча укладывался рядом.