Черно-белая история

Мимо меня стремительно проносились «легковушки». Обдав едким облаком из выхлопной трубы, тяжело прогромыхал грузовик. Я нерешительно остановился у перехода — пешеходная «зебра» полностью терялась в грязной воде. Но вот на светофоре зажегся желтый, я шагнул на проезжую часть, туда, где лужа была поменьше, и тут же отскочил обратно — на «зебру» проворно выскочил белый «Мерседес». Вот обязательно найдется какой-нибудь умник, врывающийся на пешеходный переход на последних секундах «зеленого»!

«Мерседес» вильнул в сторону, пронзительно взвизгнул тормозами и окатил меня грязным фонтаном из-под колес и отборным матом из окна. Я отпрыгнул назад, но было уже поздно.

Потери оказались колоссальными. С джинсов стекала вода, образовывая грязную лужицу под ногами. В кроссовках хлюпало и чавкало. И что, спрашивается, теперь?

— Держи.

Незнакомая женщина протягивала мне пачку бумажных салфеток. И хотя она улыбалась, взгляд ее был серьезен, даже суров.

— Спасибо, — буркнул я, принимаясь оттирать грязные подтеки на штанинах.

Тетка не уходила. Она наблюдала за мной, словно чего-то ждала.

— Зайдешь? — неожиданно произнесла она, когда я закончил. Это был полувопрос-полуутверждение.

— Куда? — удивился я.

Она слегка повернула голову направо. Но там же ничего, кроме длинного офисного здания, нет…. Неужели?..

Из-за унылой серой коробки жилого дома выглядывали золотящиеся в лучах вечернего солнца церковные купола.

— Тебе станет легче. Я знаю.

Я неопределенно передернул плечами. Посещение храма не входило в мои планы, ни сегодня, ни когда-либо еще. Но женщина, не отрываясь, сверлила меня взглядом. Ее молчаливое ожидание подразумевало «да» с моей стороны.

Баг! Не люблю, когда на меня так смотрят! Я сразу превращаюсь в неразумного и несамостоятельного малыша, от которого ждут правильных решений. И я ничего с собой не могу поделать в этот момент, я всегда поступаю так, как того хотят взрослые. Это как условный рефлекс.

Мой жест женщина приняла за сомнения.

— Смирись, — назидательно сказала она. — Бог посылает нам испытание не в наказание. Это все гордыня, нежелание смириться с тем, что имеешь. Счастлив не тот, кто обладает всем, чего хочет, а тот, кто доволен тем, что имеет. Это гордыня ставит нас в такие ситуации, когда мы просто бессильны что-либо сделать. Она мучает нас неприятием наших родителей — но мы бессильны поменять их. Она мучает нас желанием завоевать любовь другого человека — но любовь можно завоевать только любовью, а у нас нет любви, потому что где сильна гордыня, там любовь не живет.

Гордыня? Вот уж никогда не думал, что про меня можно так сказать. Я уже открыл рот, чтобы возразить ей, но женщина не нуждалась в собеседнике.

— Любую неприятность называют испытанием, потому что так мы проверяем себя — к чему мы направляем нашу волю — к добру, смирению или к злу, гордыне. Если к гордыне — мы падаем еще ниже, и следующее испытание будет еще тяжелее. Если к добру — мы приобретаем смирение, облегчаем себе жизнь…

Дальше я не слушал, потому что мое внимание захватила стремительно приближающаяся ко мне девчонка. Она шла… вернее, бежала так, словно за ней гнались черти. Я даже посмотрел вдаль, но никаких чертей там не увидел. Полы расстегнутой кожаной курточки мотались из стороны в сторону, длинная темная коса, собранная на макушке, яростно хлестала по плечам. Симпатичное в другой ситуации личико сейчас было донельзя серьезным.

Что же ее так гонит вперед? Страх? Нет, тут что-то другое. Решительность доведенного до последней черты человека? Целый букет чувств читался на ее сосредоточенном лице. Девчонка вихрем пронеслась мимо, окинув меня мимолетным взглядом, и исчезла за поворотом.

В церкви ее так напугали что ли? Нет, не в церкви…

Двое мужчин в черных костюмах остановились неподалеку, внимательно оглядывая окрестности. Посовещались и двинулись по проспекту вперед. Совсем не ту сторону, куда скрылась беглянка.

Любопытство решило за меня.

— Пойдемте, — произнес я, глядя на церковь, откуда выбежала незнакомка и преследовавшие ее «черти». — Только я не знаю, как там себя вести.

— Ничего сложного в посещении храма нет, — обрадовалась женщина. — Как правило, заходя в храм, человек три раза крестится и делает три поясных поклона, после чего целует центральную икону.

От этих слов меня передернуло. Ну уж нет — пусть она сама ее целует после стольких людей, приложившихся к ней сегодня. Зря что ли нам про гигиену в школе рассказывают.

Женщина накинула на голову тонкий платок и направилась к двери. С некоторым трепетом я двинулся следом за ней.

— В принципе никакой разницы нет, сколько ставить свечек и к какой именно иконе, — наставляла она меня по пути. — Самое главное, чтобы ставя свечи, ты молился, а не совершал механических действий. Свеча без молитвы бессмысленна. Молиться нужно за свою душу, за близких родственников и друзей, за милость которую оказывает Господь в жизни. Просите, и дано будет вам…

— Что просить?

Но она не ответила и лишь продолжила свой монолог.