Черно-белая весна

Я смотрел на рыбу
из папье-маше
и печаль, как рыба,
плавала в душе:
почему не знаю?
Почему не ел?
Почему о рыбе
в знаниях пробел?
Но толпа туристов
среди бела дня
нагло оттеснила
в сторону меня.
И спиной сутулой
стену обтерев,
я музей покинул,
сдерживая гнев,—
и туристам тоже
надо хоть разок
на такую рыбу
положить глазок,
чтобы в час рассветный,
стоя на плоту,
в маленькой речушке
выловить плотву.

Баллада о монахе

За лесами, за морями
жил монах в могильной яме.
И молился день и ночь он
потому, что верил очень.
И туристы шли толпою,
словно звери к водопою,
чтоб испить слезу монаха,
а потом махнуть в Монако.
В яме не было комфорта,
но монах держался твердо,
и молился ночь и день он
на усладу лицедеям.
Но пришла однажды к яме
в кедах, шортах и панаме,
Ни о чем не беспокоясь,
Обнаженная по пояс.
И сказала: «В яме грязно,
в яме сыро, в яме душно.
Посмотри, как я прекрасна.
Посмотри, как я воздушна».
Оторвавшись от молитвы,
ей монах сказал: «Иди ты…»
И ушла, почти на полюс,
обнаженная по пояс.

А монах, откушав хлеба,
извинился перед небом:
«Так, мол, так, ругнулся, было,
каюсь…»
Небо не простило.
С той поры монаху снится
эта самая девица,
и монах, покинув яму,
ходит, бродит, плачет спьяну,
ищет, в мире грешном роясь,
обнаженную по пояс.
Но идут навстречу девы,
но идут навстречу жены,
либо наглухо одеты,
либо напрочь обнаженны.

* * *

Я тону во времени.
Подрастают дети.
Мне бы вместо премии
лишнее столетье.

Но пока и с премией

в целом напряженка.
Может, это временно,
но уже изжога.

Перебои частые

в сердце замечаю.
Все спешу за счастьем я
и не успеваю.

Оттого на свете я

жить хочу беспечно,
если не в бессмертии,
то хотя бы вечно.

И конечно, к вечному

мне бы не мешало
жизни обеспеченной,
скажем, для начала.

Ну а там, впоследствии,

там такие дали,
о каких и в детстве мы
в сказках не читали…

Впрочем, вместе с прочими

я живу моментом,
Не забыть бы в очередь
встать за монументом.

Дефицит