Чернобыль: История ядерной катастрофы

В 8:20 вечера Щербина и сопровождавшие его специалисты прибыли в Припятский горком партии, где под предводительством Анатолия Майорца заседали ранее приехавшие члены правительственной комиссии. Шашарин, заместитель Майорца по атомной энергетике, только что облетевший станцию на вертолете, не медля подошел к Щербине и огорошил его сообщением, что реактор разрушен. По его словам, температура в реакторе росла – верхняя плита уже раскалилась до ярко-желтого цвета, тогда как незадолго до того Прушинский видел ее ярко-вишневой; уровень радиации был очень высок. По словам Шашарина, Припять нужно было немедленно эвакуировать. Для Щербины это стало полной неожиданностью, но он сохранял спокойствие. Шашарину он ответил, что эвакуация вызовет панику, которая страшнее радиации[181].

Заседание комиссии, открытое после перерыва уже Щербиной, превратилось в мозговой штурм. Теперь все участники исходили из того, во что еще несколько часов, а то и минут назад невозможно было поверить: произошел взрыв реактора, активная зона разрушена и оттуда распространяется радиация. Необходимо было найти способ потушить пожар и остановить радиоактивные выбросы. Все предлагали свои идеи. Щербина хотел залить реактор водой, но физики объяснили, что это только ухудшит ситуацию. Одно дело подавать воду в реактор с целью охлаждения, и совсем другое – пытаться залить водой ядерный пожар, который от этого разгорится еще сильнее. Щербина остался при своем мнении, но внимательно выслушал других. Кто-то предложил засыпать пожар песком. Но как его доставить в реактор? Может быть, вертолетами? К этому времени Щербина успел вызвать военные вертолеты и вой ска химической защиты. Командир вертолетчиков уже подъезжал к Припяти.

Наконец наметился план действий. Щербина заметно приободрился. «Несмотря на глубокую ночь (по существу, предутренние часы), усталости у Б[ориса] Е[вдокимовича] как не бывало», – вспоминал его помощник Б. Н. Мотовилов. Когда вскоре после полуночи в Припятский горком явился начальник ВВС Киевского военного округа генерал-майор Николай Антошкин, Щербина приветствовал его словами: «На вас и на ваших вертолетчиков, генерал, сейчас вся надежда». Он приказал Антошкину немедленно начать тушение, но тот ответил, что это невозможно: вертолеты еще не перебазировались в Припять. Выбора у Щербины не было, он согласился подождать – но только до рассвета[182].

На рассвете же должна была начаться эвакуация Припяти. Еще несколько часов назад Щербина считал, что об эвакуации, которая неизбежно вызовет панику, не может быть и речи, а к ночи пришел к выводу, что эвакуировать город необходимо. Главная причина – в десятом часу вечера, пока члены комиссии решали, что делать с реактором, который таки был разрушен (теперь это признали все), этот самый реактор внезапно проснулся. Три мощных взрыва озарили багровеющее небо над четвертым энергоблоком, выбросив наружу докрасна раскаленные обломки тепловыделяющих элементов и куски графита. «Зрелище было впечатляющим. Было ли это результатом разотравления реактора, или просто в это время в горящий графит попала вода и произошел паровой взрыв, сказать трудно», – пишет Леонид Хамьянов, московский физик, наблюдавший взрывы с третьего этажа горкома[183].

Судя по всему, события развивались по худшему из возможных сценариев. Днем атомщики прогнозировали, что сразу после прохождения реактором йодной ямы в нем начнется цепная реакция. Одни считали, что это произойдет в семь вечера, другие – что в девять. Прогнозы, похоже, сбывались. За уже прогремевшими взрывами мог последовать гораздо более мощный. Предотвратить его было нельзя, и оставалось только ждать. Но даже если бы все ограничилось этими тремя взрывами, население города уже оказалось в значительно большей опасности, чем днем. После почти полного штиля к вечеру поднялся южный ветер и понес радиоактивное облако, которое накрыло часть Припяти. В центре города, на площади перед горкомом, уровень радиации вырос с 40 до 330 микрорентген в секунду или до 1,2 рентген в час[184].