В советской политической иерархии глава правительства Украинской ССР, второй по численности населения республики Советского Союза, был фигурой важной, но не всевластной. В республике над ним стоял первый секретарь ЦК Коммунистической партии Украины, близкий сподвижник и протеже Брежнева Владимир Щербицкий. На союзном уровне Ляшко подчинялся председателю Совета министров СССР Николаю Рыжкову. Будучи земляками – выходцами из Донбасса, Рыжков и Ляшко неплохо ладили между собой. Впрочем, Ляшко умел найти общий язык почти со всеми. Благодаря прагматичному, не перегруженному идеологией подходу к руководству второй по величине республиканской экономикой Советского Союза он пользовался уважением коллег и подчиненных. Но когда в десять утра 26 апреля на совещании высшего руководства Украины Ляшко завел речь о том, чтобы задействовать для эвакуации Припяти маршрутные автобусы Киева, многие, в том числе и Щербицкий, отнеслись к его предложению скептически. Позднее большинство из них станет оправдываться тем, что никто тогда не понимал истинных масштабов аварии. Известно было лишь, что на атомной станции был пожар и его потушили. Вообще же киевскому начальству очень не хотелось, подняв тревогу, вызвать неудовольствие начальства московского[189]
.В том, что об аварии на подведомственной им территории украинские власти узнали из Москвы, нет ничего удивительного. Чернобыльская АЭС находилась в ведении союзно-республиканского Министерства энергетики и электрификации. При назначении руководителей станции, в том числе Виктора Брюханова и Николая Фомина, мнение украинской партийной и советской верхушки было учтено, но все главные решения принимались в Москве. При этом пожарные и милиция, прибывшие на место аварии сразу же после взрыва, подчинялись в первую очередь Министерству внутренних дел Украины. Киеву также были подчинены партийные и советские органы власти в Припяти и других городах и поселках в окрестностях атомной станции. И если за выброс радиации на станции отвечали – и должны были с ним разбираться – союзные органы, то на местном уровне последствия аварии были заботой республиканских властей, у которых крепло ощущение, что их заставляют разгребать мусор за московским начальством.
О том, что происходит на Чернобыльской АЭС украинское руководство узнавало главным образом из Министерства внутренних дел республики, которое было в большей степени вотчиной Киева, чем Москвы. 26 апреля около двух часов ночи главу МВД Украины, генерал-полковника Ивана Гладуша, находившегося в Харькове, разбудил телефонный звонок. Сведения, которые он должен был получить, были настолько секретными, что генералу пришлось поехать в областное управление МВД и только там по линии засекреченной связи выслушать донесение об аварии. В МВД первыми в республике узнали о пожаре на АЭС, но Ляшко ничего сообщать не стали, решив, что с пожаром справятся самостоятельно. По сигналу тревоги, который передал по радиосвязи лейтенант Владимир Правик, уже через несколько минут после взрыва были подняты все пожарные бригады Киевской области. Начальник милиции Припяти майор Василий Кучеренко оказался на станции даже раньше Брюханова и оттуда доложил о взрыве и пожаре своему киевскому начальству. Его доклад встретили с недоверием. «Ты отвечаешь за свои слова?.. Кто-то рядом с тобой есть?» – допытывался из Киева высокий милицейский чин, желая получить подтверждение словам Кучеренко[190]
.В пять утра в Припять в сопровождении группы милицейских чинов прибыл заместитель министра внутренних дел Украины генерал-майор Геннадий Бердов. По воспоминаниям очевидца, ходил он в «новом, недавно сшитом мундире». В общей суматохе первых дней после взрыва сразу бросались в глаза его «золотые погоны, мозаика орденских планок, значок заслуженного работника МВД СССР». Спокойный, но энергичный, Бердов немедленно принял под свое командование более четырехсот сотрудников милиции, направленных в Припять из соседних районов. Они перекрыли подходы к АЭС и к близлежащей железнодорожной станции Янов. В милицейских патрулях наряду с рядовыми и сержантами были задействованы лейтенанты, капитаны, майоры и полковники. Бердов подвергал себя и своих людей губительному воздействию радиации, но в первые часы после взрыва мало кто догадывался, что речь идет не о рядовой техногенной катастрофе и, следовательно, главную опасность представляет вовсе не пожар[191]
.