Черное дерево

Он смотрел на море – наверное, самое соленое и самое теплое из всех морей в мире, зажатое между двух пустынь. Сюда не вливалась ни одна река, а потому и не приходила свежая вода, чтобы разбавить эту соленую воду.

Ему припомнились слова консула, когда он был в Доуала:

– Постарайтесь вернуть свою жену до того, как ее переправят через Красное Море. После этого она исчезнет навсегда…

И он почти добился этого.

Два раза она была на расстоянии вытянутой руки и оба раза ее выхватывали у него, буквально между пальцев, но сейчас, когда многие полагали, что все уже закончилось, он не считал себя побежденным. Он продолжит бороться, продолжит идти вперед туда, за море, за очередную пустыню, куда люди здравомыслящие никогда бы не пошли, посчитав это безумием, а безумные – вполне достижимым. Он не перестанет бороться до самой смерти, и найдет тех, кто продолжит его борьбу, если он падет.

«Не будет такого, чтобы Надия провела всю свою жизнь в каком–то гареме. Будь, что будет, но я не позволю случиться этому…»

Нет, он не изменился. За эти дни, проведенные в пустыне, он не превратился в нового человека, отважного, смелого, да и сам он не считал себя героем, способным преодолеть любое препятствие. Он оставался самим собой и таковым останется до последних дней, но инерция его характера, его существа продолжала толкать все дальше и дальше, и он не мог заставить себя остановиться, точно так же, как когда–то не мог заставить себя начать действовать.

А сейчас он знал, что сможет сделать это. И точно так же, как смог пересечь половину Африки, пересечет и половину мира, чтобы разыскать Надию, куда бы ее ни увезли от него.

Все было кончено, когда проклятый «Юнкер» поднялся в воздух и исчез вдали – во всяком случае, так посчитали другие, но не он.

– Я пойду дальше, – заявил он. – Найду Сулеймана в Суакине или Порт–Судане, где бы эта сволочь не спряталась и заставлю его рассказать, кому продал Надию.

– И я пойду, –голосом тихим, но не допускающим возражений, произнес туарег. – Этот суданец мне должен кое–что.

Алек Коллингвуд решил, что все должны держаться вместе и на следующий день грязный и разболтанный «Дуглас» перенес их из Аль–Фашера в Хартум, а затем они перебрались в Порт–Судан, откуда громыхающее и разваливающееся на ходу такси за час, преодолев боле сотни километров, довезло их до Суакина.

Довольно быстро нашли дом Сулеймана Р.Ораба, но дверь была заперта, а сосед сообщил:

– Должно быть, вернулся в Порт–Судан. Когда он не путешествует, то много времени проводит в Порт–Судане… Там он занимается торговлей жемчугом.

– Жемчугом?

– А вы не знали? Сулейман торгует жемчугом, потому и ездит много.

Но и в Порт–Судане его не оказалось. Прошлись по всем улицам, по всем портовым закоулкам, по лавкам и кофейням, но никто его не видел, и можно было предположить, что Сулейман Р.Ораб растворился в воздухе.

Возможно, он поехал за товаром в Мукалла, Маскате или Сокотора, или поехал продавать товар в Каир, Мекку или Бейрут.

– А может быть, – и это им по величайшему секрету сообщил один торговец, – занимается сейчас продажей черных рабов, что проделывает не в первый раз…

Какой–то корабль направился к выходу из порта, далее курсом на Мекку. Сотни паломников, одетых во все белое, радостно махали руками, прощаясь с Африкой, счастливые от одной мысли, что через несколько часов совершат обязательное для всех правоверных путешествие в Святой Город.

Многие никогда не вернуться оттуда.

Хитрые перевозчики нередко опутывали беззаботных пилигримов долгами с тем, чтобы превратить их в слуг, точнее сказать, в нечто похожее на рабов, коих можно затем продать и тем самым покрыть долги.

Все возможно в местах, где до сих пор рубят руку за воровство, пусть это будет и пшеничная лепешка, или отрезают язык за ложь. Все возможно в тех местах, куда везут Надию.

– Почему я не смогу сойти за паломника? – спросил как–то Давид. – Выбью из торговца кому он продал Надию, переоденусь паломником и перееду на ту строну…

– Светлокожий блондин с голубыми глазами, под два метра ростом и не слова не знающи по–арабски, не разбирающийся в Исламе? – Алек Коллингвуд скептически покачал головой. – Сколько времени им понадобится, чтобы понять кто ты такой, как ты думаешь?

– Могу перекрасить волосы, буду носить темные очки, выучу язык, изучу Ислам…

– Лучше будет, если мы поедем вместе, и всю дорогу не скажешь ни слова.

Давид обернулся к Малику и спросил:

– А ты поедешь?

– После того, как убью Сулеймана, – уверенным голосом ответил он. – Если он сознается кому продал, то помогу найти ее…

Миранда Брем недоуменно качала головой, словно слушала разговор двух сумасшедших.

– Вы, вообще, понимаете, о чем сейчас говорите? Вас никогда туда не впустят, а если вы и проберетесь туда, то обратно никогда не вернетесь…

Он продолжал следить взглядом за кораблем, что уже вышел из порта и уходил все дальше и дальше от берега. И с нездоровым упрямством продолжал спрашивать себя какова вероятность того, что его распознают в этой темнокожей массе пилигримов, собирающихся на палубах со всей Африки.