Черное дерево

Должно быть, еще до выхода из порта, но попробовать стоило…

Он развернулся и пошел бродить по улицам этого города, погруженный в свои невеселые мысли, отчужденный, не обращающий внимания на посторонние звуки: на крики носильщиков «балак, балак!» – дорогу, дорогу!, на предложения торговцев купить у них фрукты, сигареты, безделушки разные, а также наркотики, на настойчивые предложения со стороны старых проституток пройти с ними куда–то, пробирался через море белых балахонов и черных лиц, поскольку для суданца, как оказалось, не существовало другой одежды, кроме длинной рубахи или балахона, и другого цвета, кроме белого.

На проспекте Эль Махди едва успел увернуться и чуть не угодил под колеса большого грузовика с кузовом, крытым темным брезентом, что промчался мимо с угрожающим ревом, так что пришлось отступить назад и прижаться к стене. Свернул затем на боковую улочку и добрался до района, где проживала местная беднота – район грязный, с пыльными, узкими улочками, где все кричат друг на друга и где Малик арендовал маленький домик, служивший им временным пристанищем, поскольку поселиться в отеле они не могли – документов и разрешения на пребывание на территории Судана у них, само собой разумеется, не было.

Когда он вошел, Миранда читала «О, Иерусалим», а Алек чистил и полировал свое ружье. Они вопросительно посмотрели на него, но он лишь безнадежно махнул рукой и устало опустился на кривобокий плетеный стул.

– Ничего… Совсем ничего… Все лица похожи на него, но это не он… Эти суданцы – все на одно лицо.

– Может Малику повезет больше.

– Могут пройти месяцы… – он многозначительно взглянул на Миранду и Алека, но те спокойно и решительно смотрели на него, не опуская глаз.– Почему не возвращаетесь? Вы сделали для меня все, что могли. Я чувствую себя виновным в том, что вы остались здесь и возможно подвергаетесь опасности, продолжая оставаться со мной.

– Нет никакой опасности, и нас не очень беспокоит то, что мы сидим здесь, взаперти, – успокоил его англичанин. – Мы и мечтать не могли, что сможем проводить столько времени вместе…

– Мы останемся с тобой до конца, – добавила Миранда.

Он устало махнул рукой с видом человека потерявшего надежду, но и улыбнулся благодарно.

– До какого конца? Мы сделали все, что могли, осталось найти этого Сулеймана, и мне не хотелось бы вмешивать вас, когда я буду сводить с ним счеты.

Алек Коллингвуд отложил в сторону ружье, вытер руки о тряпку.

– Может так получиться, что в один прекрасный момент кто–то встанет у вас на пути и тогда нужно будет замолвить за вас словечко перед некоторыми людьми. А у меня налажены хорошие связи в разных ведомствах и еще… много арабов желают помочь нам.

– Арабов? – удивился Давид. – Очень сомневаюсь.

– Не стоит… Большинство из них выступают против любой формы рабства, но у них нет ни сил, ни возможностей бороться с этим. Очень похоже на то, как обстоят дела в наших странах – у нас же тоже полно проблем: нищета, коррупция, наркоторговля…

– Но их Правительства допускают существование торговли людьми…

– Ни одно из них в открытой, официальной форме… – он помахал промасленной тряпкой в воздухе. – Это очень похоже на пытки… Везде запрещено, но все знают, что любая полиция практикует это в той или иной форме. Думаешь, бразильцы или чилийцы виноваты во всех тех зверствах, что творились у них? Или янки в том, что вытворяет ЦРУ? Или русские… как почитаешь рассказы Солженицына «Архипелаг Гулаг», так волосы встают дыбом…

– А случайно, не немцы ли виноваты в том, что происходило в концентрационных лагерях, а? – спросил он раздраженно.

– Все? Или некоторые? – удивился Алек.

– Да. Все, – запальчиво ответил Давид.– Точно так же, как все мы в ответе за то, что продолжают применять пытки, что существует голод и рабство. Это вещи, существующие там и о которых нам постоянно напоминают, но и которые мы упорно стараемся не замечать. По завершении войны весь мир задался вопросом: как такое было возможно, что бы немцы поддерживали подобную жестокость и не восстали против Гитлера? Мы каждый день, так или иначе, поддерживаем подобное проявление варварства и не чувствуем себя виноватыми…

– Если мы будем на это обращать внимание, то просто спятим: рабство, пытки, расстрелы, наркотики, голод, болезни… Нужно иметь стальную броню против всего этого, или одни лишь мысли об этом доведут до помешательства…

Давид хотел было ответить, но неожиданное появление Малика–эль–Фаси, проскользнувшего в комнату бесшумно, словно тень, прервало его на полуслове.

– Этой ночью в одном из кафе на берегу будет организован аукцион жемчуга, – сказал он.

– И?

– Один негр поклялся, что все местные торговцы жемчугом придут на эти торги.

В темноте было слышно, как море шелестело еле приметной волной по нагретому за долгий день песку.