Читаем Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума полностью

– Не ждут, потому что ничего обо мне не знают, – притворно всхлипнул Володя, к которому вернулось его весёлое расположение духа, – и дальше порога меня, сироту, не пустят. Если только какой-нибудь добрый человек не позвонит и не объяснит им, какой Володя Ульяшин хороший несоветский парень…

– Добрый человек, говоришь, – улыбнулся Каплан. – Знаешь, что роднит добрых людей? Не пытайся отгадать! Их роднит то, что все они совершают глупые поступки. Что ж, пойдем, позвоним, – и, остановив движение Володи к телефону, – куда ты? На улицу, в автомат.

– Ирочка? Здравствуй, дорогая, это твой дальний родственник. Как у вас дела? – Каплан долго молча слушал, тяжело вздыхая, потом сказал: – Да, ужасная трагедия. Такой молодой! Летят молодые на жертвенное пламя. Вот тут ко мне приехал из восточной провинции один такой молодой, дальний родственник, я тебе о нём как-то рассказывал. К вам рвется. Уж лучше к вам, а то отчебучит что-нибудь без присмотру. Так я дам ему адресок, – с неопределённой интонацией сказал Каплан. – Что? Ирин? А, ну ясно. Хорошо. Прямо сегодня может зайти? А это удобно будет? Ладно, я ему передам. Ты там поосторожней, на рожон не лезь, береги себя. Увидимся. Целую, – Каплан повесил трубку и повернулся к Ульяшину: – Ну, ты всё слышал, запоминай адрес.

* * *

Встретили Ульяшина радушно. Как родного, пошутил он про себя. Кроме хозяйки дома было ещё человек пять-шесть, которые не чинясь представились по именам, хотя и были все раза в два старше Володи. Услышав от хозяйки, что он из Свердловска («Я об этом не говорил», – отметил про себя Ульяшин), попросили рассказать, что он знает о событиях последних лет. Ульяшин выдал первый из заготовленных рассказов. Слушали внимательно, но Володя почувствовал, что общая канва событий всем присутствующим известна и их больше интересуют детали, а также его личное восприятие происшедшего. Не стеснялись вставлять свои комментарии и замечания. Ульяшин терпеть не мог, когда его прерывали, но тут он понял, что всё это говорится в основном для него, это ему на примере его же собственного рассказа пытаются объяснить основные принципы движения. Именно объяснить, а не навязать, да и как навязать, если высказывания даже в столь узком кругу весьма различались и походили на отголоски вечного спора. Что ж, это, как правильно уловил Ульяшин, тоже относилось к «основным принципам» и это тогда ему очень понравилось.

– Вот вы упомянули слово «террор». Мы, правозащитники, принципиально отвергаем насилие как средство достижения какой бы то ни было цели, пусть самой высокой. Мы его осуждаем и никогда к нему не прибегнем.

– Наш путь гениально прост: в несвободной стране вести себя как свободные люди и тем самым менять моральную атмосферу и управляющую страной традицию.

– Вы правильно заметили, Володя, что этот путь имеет давние традиции. Мы не разделяем идеи анархизма, хотя и понимаем, что молодёжь может ими увлечься. Мы преклоняемся перед величием Льва Толстого. Но вы забыли упомянуть о Ганди. Вот пример, который опровергает все возражения скептиков о невозможности ненасильственного изменения существующих порядков.

– Да, Ганди противостояли англичане, которые более склонны прислушиваться к голосу разума, чем наши нынешние правители. Но те же самые англичане, и весь Западный мир в целом, могут теперь оказать давление на советское руководство, чтобы побудить его пойти на уступки в деле прав человека. В этом и заключается наша главная задача: донести до правительств западных стран, до прогрессивной общественности правду о положении дел в СССР.

– Но и внутри страны мы готовы оказать консультативное содействие органам государственной власти в создании и применении гарантий прав человека, в разработке теоретических аспектов этой проблемы и изучении её специфики в социалистическом обществе…

– …Есть своя специфика в социалистическом обществе, и мы должны пропагандировать на Западе советские документы по правам человека…

– Что с того, что власти не консультируются с Комитетом прав человека в СССР. Пока не консультируются! Но мы не теряем времени даром, мы изучаем состояние этих прав в советской практике, теоретически разрабатываем проблемы прав человека в советском законодательстве.

– Поистине непаханое поле! Ведь никто, и в первую очередь советские правовики, не занимались этими проблемами в теоретическом аспекте.

– Нам всем ещё надо учиться! В нашем движении много энтузиазма, много воодушевления, но большинство не обладают ни опытом, ни достаточными знаниями в правовой области.

– Вам, Володя, как юристу, найдется много работы!

– Возьмите проблему тунеядства, вам она должна быть близка и понятна. Извините, я не имела в виду ничего такого. Ведь что такое «тунеядец»? И можно ли за это уголовно преследовать? И как обстоит с этим дело в СССР?

– Мы представим вам материалы, напишете статью, сделаете доклад…

– …Загрустил наш молодой друг! Статьи, доклады… У него, наверно, в голове готова программа подрывной деятельности: создание политической партии, подпольные кружки, листовки и вооруженная борьба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза