Читаем Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума полностью

– Скукотища! Я, честно говоря, заснул на третьей странице. По-моему, так враньё, а если в чём-то и соответствует действительности, то всё равно это ловля блох и копание в навозной куче.

– Ну, как знаешь! – протянул знакомый разочарованно.

Конечно, Ульяшин рисковал. Могли и взять с запрещённой литературой в кармане, но тут бы он отговорился незнанием содержания и без зазрения совести сдал бы своего знакомого – в этом случае подставка была несомненной. Пожалуй, было бы подозрительнее, если бы он не взял «Хронику» – где это видано, чтобы интеллигентный, свободный в мыслях и поступках молодой человек отказался от самиздата?

* * *

Никогда не пренебрегайте простыми решениями! Часто они оказываются самыми эффективными. На всякого мудреца довольно простоты.

Как-то раз, забежав по дороге к Буклиевым, Ульяшин увидел телефонный справочник города Куйбышева и, пролистав его, с удивлением наткнулся на алфавитный перечень зарегистрированных частных абонентов с номерами телефонов и, главное, адресами. Вечером он позвонил в Москву, попал на дядю Якова Каплана, который объяснил ему, что ничего подобного в Москве нет, это на гнилом Западе телефонные справочники лежат в каждом уличном автомате, но в Москве есть «Мосгорсправка», кабинки у каждой станции метро, и там при указании имени, отчества и фамилии, а также возраста можно получить домашний адрес практическим любого жителя Москвы.

Ульяшин помянул недобрым словом западные радиостанции и отечественных диссидентов, которые считают отчества излишними. Но после анализа имевшегося у него списка кое-что выкристаллизовалось, самое перспективное – Ирина Петровна Якир. С определением возраста помогла Мария Александровна, кладезь сведений о верхушке страны. Володя подозревал, что и нужные ему адреса мать нашла бы без труда, но не хотелось впутывать её во всё это дело – начнутся расспросы, отговоры, волнения.

Вскоре после ноябрьских праздников Ульяшин поехал в Москву.

«Авантюра, конечно, – размышлял он по дороге, – даже разговаривать не будут. Но чем чёрт не шутит! Попытка – не пытка. В милицию, поди, не сдадут, – усмехнулся он. – Надо будет им чего-нибудь наплести интересного, если до разговора дойдёт».

Ульяшин прогнал в памяти уже известную нам историю о молодых свердловских революционерах. «Сойдёт как история номер раз, – подумал он, – но там дело до суда дошло, это они, наверно, всё знают лучше меня. Надо бы им подбросить что-нибудь новенькое, неизвестное».

И Ульяшин принялся выстраивать историю номер два. Что-де есть группа из молодых рабочих и студентов, изучают марксизм, убеждаясь в отходе власти от её собственных основополагающих принципов, интересуются историей анархизма как незаслуженно забытой ветви социализма, слушают Голоса, вот только с литературой напряжённо, нет выхода на самиздат. Ульяшина, как самого продвинутого, направили в Москву, чтобы связаться с единомышленниками и обзавестись литературой. Невинная такая история, «Тимур и его команда» Гайдара, издание второе, переработанное, из неё никакого дела не сошьёшь, провокаторы с такими историями не заявляются.

Интересно, что нечто подобное Ульяшин впоследствии осуществил на самом деле. Организовал в Куйбышеве кружок и хотя сам не светился на его собраниях, но активно подбрасывал литературу и исподволь направлял деятельность. Народу в кружке по тем меркам было довольно много – на первую демонстрацию в 1976 году вышло около сорока человек. Что с того, что была она в День дурака и демонстранты скандировали шутливые лозунги?! Это, кстати, Ульяшин и придумал: смеясь преодолеть барьер страха перед выходом на несанкционированное властями шествие. Даже такую демонстрацию милиция разогнала, а некоторые участники схлопотали по пятнадцать суток ареста, но через год они вновь вышли на улицу и несли уже плакат с требованием свободы печати. Вскоре после этого Ульяшин навсегда покинул Куйбышев, но его молодые товарищи продолжали шуметь и кончили, как положено, лагерем.

* * *

– Дядя Яков, не подскажете, как удобнее добраться до этого дома? – Ульяшин показал Каплану листок с адресом, прикрыв, как бы невзначай, номер квартиры пальцем.

– Гм, и что же тебе надо в этом доме? – усмехнулся тот.

– Да познакомился с симпатичной женщиной в поезде, пригласила на чашку чая, – не задумываясь, соврал Ульяшин.

– И на память черканула тебе, конспиратору, адресок на бланке Мосгорсправки, – продолжил Каплан и, посмотрев на обескураженного племянника, сказал твёрдо, – не надо тебе ходить в этот дом.

– Что вы заладили: дом да дом. Меня же не дом интересует, а люди.

– Не поймёшь вас молодых, то женщина, то люди, ты уж как-нибудь определись.

– Ну, люди, а среди этих людей много женщин, – буркнул Ульяшин и тут уловил весёлые искорки, промелькнувшие в глазах Каплана. – Дядя Яков, вы же всё прекрасно поняли! – воскликнул он. – Что же вы всё ходите вокруг да около?!

– Это, оказывается, я хожу вокруг да около! – всплеснул руками Каплан. – Женщин ему, видишь ли, много подавай. А они тебя ждут?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза