Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума

«Надо им прозвища дать, пока не запутался», – подумал Ульяшин. Память на лица и имена у него была феноменальная, в этом его официальным биографам не пришлось ничего домысливать, они просто записывали многочисленные рассказы очевидцев. Вот только не упоминали они, по незнанию, о простом мнемоническом приёме, которым пользовался Ульяшин: он давал прозвища всем людям, с кем его сводила судьба в каком-нибудь месте, пусть на самое непродолжительное время. «Ира-Хозяйка, Ира-Тётка, Лариса, ей и прозвища не надо, Наталья-Синичка, Юра-Шухер, Вадик-Деловой», – обводил Володя взглядом людей в комнате. В это время открылась дверь, и появился очередной посетитель, который заметно отличался от остальных. Во-первых, в нём преобладала другая южная кровь – кавказская, во-вторых, он был одет в элегантный костюм, в-третьих, в чертах породистого лица сквозило высокомерие. «Князь», – определил его Ульяшин. Мужчину не обступили и не тормошили как других, он сам подошёл к одному, другому, чуть дольше задержался возле Иры-Хозяйки, по быстрому взгляду в его сторону Ульяшин понял, что речь идёт о нём. Затем мужчина подошёл и молча сел в стоявшее напротив кресло.

– Ну, и как там в провинции? – неожиданно прервал молчание Князь.

– В провинции плохо, – коротко ответил Ульяшин.

– Что, колбасы нет? – иронично протянул Князь.

– Колбаса тоже вещь нужная, – заметил Ульяшин.

– Тоже верно, – слегка улыбнулся Князь, – но всё же в провинции работать легче. Там все друг друга знают…

– Это точно, – встрял Ульяшин, воспользовавшись секундной паузой, – я вот жил в двух миллионных городах, Свердловске и Куйбышеве, а ощущение – как в деревне. С этим учился в школе, с другим – в институте, третий – сосед по дому, четвёртый – по даче, этот – кум, а тот – сват. На любого человека можно выйти если не через знакомого, то через знакомого знакомого. Но бывают и анекдотические ситуации. Прихожу как-то вечером домой и застаю незнакомого мужчину, добродушный такой мужик, живот через ремень переваливается, морда красная. Рассказал он пару анекдотов, я ему в ответ свеженький о Леониде Ильиче, посмеялись, слово за слово, выяснилось, что он начальник областного УВД. Зашел к матери об одышке своей посоветоваться, мать у меня врач, – пояснил Ульяшин.

– Ситуация, действительно, анекдотическая, но показательная, – сказал Князь, – о любом человеке в провинции можно быстро и легко выяснить, кто он есть, чем он дышит. Ведь вся наша работа основывается на дружеских связях, на глубоком взаимном доверии, без которого невозможно работать в обстановке постоянных преследований. В провинции проще распознать провокатора – бывают и такие, КГБ ничем не гнушается! А как быть в Москве?

– Меня сюда дядя направил! – с обидой взвился Ульяшин.

– Знаю. Не ершись! – осадил его Князь.

– Вот вы говорите, что в провинции работать проще, – продолжил Ульяшин после некоторого молчания, – что о любом человеке можно всю его подноготную выяснить, но так ведь и о тебе всё известно. Мне пока достаточно просто: я человек в Куйбышеве новый, уехал в Москву и никому до этого дела нет. А коренному жителю каково?! «Васька опять в Москву сгонял, а Петька с его работы говорит, что никакой командировки ему не выписывали, а Нюська, подруга евойной тёщи, говорит, что даже колбасы не привёз, только целую сумку каких-то книжонок, а Фроська-свояченица рассказывала, как Нинка, Васькина жена, жаловалась, что никакого проку от этих книг нетути: нет, чтобы продать, так задарма читать знакомым даёт. Ой, подозрительно всё это!» – передразнил Ульяшин. – Опять же, гэбэшники лютуют, им после такого подслушанного монолога обыск устроить ничего не стоит. Кому жаловаться?! Это в Москве есть иностранные корреспонденты, а те же Свердловск и Куйбышев – города для иностранцев закрытые.