Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума

– Нет, нет! Мы против создания всяческих организаций! Неужели вам не надоел этот культ «коллектива», все эти октябрята-пионеры-комсомольцы, все эти якобы добровольные общества, о которых и вспоминаешь-то только при уплате членских взносов? Нам наше братство дорого именно добровольностью, полной свободой каждого в определении своего участка в общей работе и в выборе партнеров, наиболее близких ему до духу.

– У нас нет лидеров, нет подчинённых, нет формальных связей, ни между нами, внутри ядра движения, ни между ядром и периферией. Никто никому не поручает никаких дел, а просто сам, засучив рукава, принимается за намеченное дело. И каждый волен присоединиться к нему. Вы не представляете, Володя, сколько находится добровольных помощников, вы даже представить себе не можете!

– Организации нужны, нужны как рупор, как официальный, признанный голос нашего движения. Но без всякого членства, без всякой строгой иерархии, без диктата и «демократического централизма». Организации, действующие открыто, строго по букве советских законов, каково бы ни было наше внутреннее отношение к отдельным из этих законов.

– …Это очень важно, что в движение вовлекаются рабочие! Что они выходят из своего вечно забитого состояния и осознают свои человеческие права!

– Участие рабочих – один из самых наших больных вопросов. Ведь посмотрите на статистику «подписантов», её сделал Андрей Амальрик среди участников письменных протестов против политических репрессий в конце шестидесятых. Почти половина – учёные, почти четверть – деятели искусств, а рабочих – только шесть процентов, студентов – пять!

– Да какие это рабочие! Те же студенты, недоучки.

– Не принимайте на свой счёт, Володя. (Ульяшин, не вдаваясь в детали, упомянул о своем исключении из университета.) Недоучки – это не пренебрежительное, это самые лучшие, самые светлые представители нашей молодежи, люди, пожертвовавшие образованием и карьерой ради возможности свободного высказывания своих мыслей и открытой борьбы за права человека. Их выгоняют из институтов, их лишают прописки, разрешают заниматься только тяжелым неквалифицированным трудом, но они не ропщут. Внутренняя свобода, сохранение своего «я», отдача всего себя, без остатка, благородной цели утверждения общечеловеческих ценностей – вот их награда.

– К сожалению, рабочие не доросли до осознания общечеловеческих ценностей…

– Как ты можешь так говорить! А Толя?!

– Исключение, подтверждающее правило. Рабочие не идут дальше требований увеличения зарплаты, улучшения жилищных условий, в крайнем случае, независимости профсоюзов.

– А как же свобода печати, отмена цензуры?! Вот в Свердловске, по словам Володи, звучали эти требования.

– Что рабочий понимает в свободе слова?! Что ему в отмене цензуры?! Он просто повторяет чужие лозунги.

– Все на первом этапе повторяют чужие лозунги. Это наша задача разъяснить народу смысл этих лозунгов, сделать их для него своими, понятными, нужными, жизненно необходимыми.

– Нет, нет! Агитация – это не для нас. Мы должны только информировать общество о фактах нарушения прав человека. А уж каждый волен делать выводы, определять свой выбор в соответствии с зовом сердца.

– Вспомните рассказы Толи! Он ведь тоже после выхода из лагеря рвался обличать, бунтовать, раскрывать глаза своим землякам-рабочим в ответ на их застольные жалобы и ругань. Хорошо, что вовремя понял, что так он ничего не добьётся, только схлопочет новый срок. Пересилил себя, написал книгу, и какую книгу! Володя, вы читали «Мои показания» Анатолия Марченко? Обязательно прочтите, это написано кровью сердца!

– …Вот вы говорите – листовки! Обращение к народу! Глупость всё это. Незачем обращаться к народу. Народ не поймёт. В лучшем случае спустит в унитаз, как это сделал и совершенно правильно сделал наш новый молодой друг, а в худшем – отнесёт в КГБ. В результате власти рассвирепеют и начнут репрессии. Страшно не то, что безвинно пострадает кто-то из нас, всему движению может быть нанесён невосполнимый урон!

Тут раздался звонок в дверь, и вскоре на пороге возник новый посетитель. Внимание собравшихся переметнулось на него, и Ульяшин получил некоторое время для передышки. Он устроился в углу комнаты на продавленном кресле, переваривание всего услышанного оставил на более спокойное время и принялся осматриваться.

Да, небогато живут революционеры! Тесновато и, честно говоря, не очень чисто. Впрочем, о какой чистоте может идти речь при таком скопище курящих людей. Люди. Все заметно старше его, довоенное поколение. Мужчины с бородами, в России с петровских времен борода – символ инакомыслия. Женщины… «Почему во все времена революционерки выглядят лахудрами в салопе?» – усмехнулся про себя Ульяшин и тут же оборвал себя – не за тем пришел. Вон как у них глаза горят, да и приняли его с искренним участием, хорошо, надо признать, приняли, с одной стороны, по-женски, даже по-матерински, а с другой – как товарища по будущей борьбе.