Черное море

Этой своей способности казаться безобидным Боспорское царство обязано своим последним достижением – укрощением готов. В своем переселении германцы с боем проложили себе путь вниз от Балтийского моря и дошли до Черного моря примерно в 200 году н. э. В первые годы готы разграбили и Ольвию, и Танаис, однако, общаясь с Боспорским царством, вскоре смягчились и позволили превратить себя в соседей и покупателей. Пантикапей изучил их вкусы и внес некоторые поправки в старые сарматско-боспорские образцы ювелирных украшений, которые пользовались таким успехом. Готы довольно охотно позволили боспорцам обогатить свои орнаментальные традиции, привнеся в них нечто отчетливо сарматское. Под властью готов, которые постепенно сформировали Остготское государство в Крыму и понтийской степи, Боспорское царство выиграло еще столетие жизни. Но потом пришли гунны. Они не были открыты для укрощения.

К IV веку н. э. по причинам, которые до сих пор в точности непонятны, последовательные волны конных захватчиков из Средней Азии стали прибывать через все сокращающиеся промежутки времени, причем часто сопровождались какими‑то невиданными прежде зверствами и разрушениями. Насколько нам известно, гунны были первым крупным объединением кочевников, которое явилось в черноморский регион исключительно как грабительская экспедиция, не проявляя, по всей видимости, ни малейшего интереса к оседлому образу жизни или торговле. Они уничтожили Танаис и Пантикапей навсегда. Горожане бежали или были убиты, оба города поросли травой. Когда уже в византийские времена на Боспоре Киммерийском был построен следующий город, он возник на склоне горы Митридат, а не среди руин на ее вершине.

Михаил Ростовцев писал: “Как любопытна эта полугреческая тирания, просуществовавшая многие века и постепенно превратившаяся в эллинистическую монархию! <…> Как интересна эта смешанная религия, которая мало-помалу сложилась на Киммерийском Боспоре! Как замечательно это плодотворное искусство, создававшееся преимущественно на экспорт для скифских правителей или скифской аристократии!” С тех пор контакты между письменными и дописьменными культурами, между городами, производящими материальные блага, и племенными империями во внутренних областях происходили на протяжении почти двух тысячелетий. Но за это время так и не возникло ничего подобного тому симбиозу, который представляло собой Боспорское царство.

Глава девятая

Сарматия – воображаемая страна, что никак не меняет того факта, что это наша общая родина <…>. Мы живем как шпионы, с чужеземной биографией в собственной стране. Мы внесены в поддельный реестр: “Место рождения – Сарматия”. И мы любим эту подделку. Нумизмат, оценивающий две старинные монеты, больше заинтересуется поддельной, потому что она – в отличие от настоящей – не просто денежный знак, но и символ честолюбивого стремления. По прошествии времени подделка становится более ценной, чем оригинал. Шкала ценностей перевернулась, и именно поэтому Счастливая Сарматия, наша родина, по‑прежнему живет внутри нас.

Марек Карпиньский

“Я вернулся, и я по‑прежнему не меньший варвар, чем мои праотцы!”

Адам Мицкевич Барские конфедераты

Споры о национализме обыкновенно вращаются вокруг понятия нации как “воображаемого сообщества”. Это выражение происходит из заголовка короткой и блестящей одноименной книги Бенедикта Андерсона, и в пользу его справедливости можно сказать многое. Ранний современный национализм, утверждает Андерсон, возник в результате порыва воображения, а именно предположения со стороны отдельных индивидуумов, что тысячи или миллионы людей, которых они никогда не встречали, разделяют их частную культуру, язык и мировоззрение. Во времена, предшествовавшие появлению средств массовой информации и легкости перемещений по свету, этому предположению о единстве способствовало то, что Андерсон называл “печатной революцией”, то есть распространение печатной литературы на национальном языке, однако оно оставалось делом веры.