Черное море

Конечно, все это не имело никакого отношения к настоящему костюму исторических сарматов. Рельефы и настенные росписи Боспорского царства изображают мужчин в штанах и подпоясанных туниках, бородатых и длинноволосых. На самом деле неосарматский наряд повторял одежду врагов Польши, восточный костюм турецких и татарских воинов, позаимствованный людьми, которые хвастливо называли себя оплотом католического, европейского христианства перед лицом язычников. Величайший сарматский герой среди всех, король Ян Собеский, до сих пор почитается как “спаситель христианского мира”; в битве под Веной в 1683 году он спас осажденный город и нанес турецкому войску поражение настолько сокрушительное, что после него Османская империя никогда более не представляла серьезной угрозы для Центральной Европы. Однако в бою польские солдаты так сильно походили на своих врагов, что их обязали носить соломенные кокарды, чтобы габсбургские союзники не спутали их с турками.

Польша и сегодня настаивает на своей “европейской”, западной принадлежности, которая теперь основывается не только на католической вере, но и на подчеркнуто западных установлениях и вкусах. На поверхности от прежнего ориентализированного стиля ничего не осталось. И все же Польша – культура подспудно гораздо более восточная, чем Россия. Пока московиты прятались от монголов в своих северных лесах, поляки были уже открыты веяниям из черноморских степей. Татарский курултай, как я предполагал ранее, отчасти вдохновил Польшу на решение избирать королей на массовой сходке конных дворян. Идея “дворянской демократии”, возможно, восходит своими корнями к кочевникам, как и туманное происхождение польских гербов (кланов), а отношения между польскими правителями и городскими колониями иноземных купцов – немцев, шотландцев, евреев, армян – были отзвуком иранско-греческого симбиоза на Черном море.

В конце XVIII века сарматзим рухнул под тяжестью собственной глупости. Но, падая, он разрушил и саму Польшу, и ту независимость, ради которой знать так яростно сражалась на протяжении многих столетий.

Уже долгие годы было очевидно, что, если угасающая Речь Посполитая не будет реформирована и модернизирована, Польша распадется и ее аннексируют соседи. Россия в правление Екатерины II уже de facto осуществляла над Польшей протекторат, и в 1772 году уже имел место Первый раздел. Последний польский король, Станислав Август Понятовский, был утонченным европейцем, который стремился построить современное государство с сильной центральной властью; “Конституция 3 мая” 1791 года, составленная в соответствии с самыми прогрессивными принципами Просвещения, сделала монархию наследственной, реформировала административное управление и государственную власть и пресекала большинство древних злоупотреблений, позволявших шляхте душить в зародыше перемены. Однако было уже слишком поздно.

Утверждение, что вся знать сопротивлялась реформам как класс, неверно. К 1791 году американская и французская революции сделали образованных поляков сторонниками преобразований, и немалая часть шляхты поддерживала короля, понимая, что без радикальных перемен нация обречена. Члены сейма, которые на голосовании приняли Конституцию, упразднив дворянские привилегии, и сами были аристократами. Но влиятельные сарматские семьи по‑прежнему были ослеплены своим высокомерием. Не Россия, а реформа или “иноземные”, “якобинские” принципы казались им угрозой существованию Польши. Раз шляхта утратила свою независимость, следовательно, польская независимость также была утрачена, поскольку шляхта и была нацией.

В 1792 году группа сарматских магнатов, большинство которых было из Восточной Польши (нынешней Украины), обратилась к Екатерине II с просьбой об интервенции. Они подняли знамя против короля Станислава Августа, совершив государственный переворот, известный как Тарговицкая конфедерация, и около ста тысяч русских войск хлынули через границу. Затем последовал Второй раздел; отчаянное, но безуспешное восстание 1794 года, возглавленное Тадеушем Костюшко; затем Третий раздел, который стер Польшу с карты Европы на 123 года. Короче говоря, сарматизм привел именно к тому, чего его ультраконсервативный патриотизм стремился предотвратить. Он позволил иноземцам уничтожить Польшу и упразднить польскую независимость.