Черное перо серой вороны

В их маленьком городишке все жили и продолжают жить на виду у всех же, и видела Варвара, что и у Николая Лукашина жизнь не сложилась тоже, хотя внешне все выглядело вполне благополучно, и казалось ей, что наступит время и соединит их, исправив неисправимое. Потом был суд — и Николай исчез на целых четыре года. Странно, она ждала его из заключения так, как могут ждать только самого близкого человека, и втайне радовалась, что жена Николая таким ожиданием не страдает: она уже через полгода вела себя так, будто ей дали вольную. Может быть, именно поэтому семейная жизнь Варвары начала трещать по всем швам, но она не предпринимала ничего, чтобы восстановить эти швы. Дети росли, муж удалялся от нее, время шло, жена Николая спуталась с его бывшим замом, потом запила, потом… потом вернулся Николай и пропал в лесах и болотах, почти не показываясь на люди. А Варвара все чего-то ждала и ждала. И однажды она неожиданно для себя самой оказалась рядом с лесничеством, оправдывая перед собой и Николаем свое появление тем, что будто бы заблудилась, бродя по лесу в поисках грибов, — это за двадцать-то километров от дома. И он ей поверил. Или сделал вид, что поверил. И похоже, даже не обратил внимания на то, что она так легко согласилась остаться у него на ночь. И будто не было прожитых лет, будто к ним вернулась нерастраченная юность. И все разговоры в эту бессонную ночь только и были о том прошлом, в котором они потеряли друг друга. Но не было произнесено ни слова о завтрашнем дне, оба старательно обходили эту тему.

Во второй раз она уже не оправдывалась, а с порога заявила, что соскучилась — вот и пришла. И жила у него несколько дней. И даже предложила, смехом прикрывая свое смущение и страх:

— Женись на мне — я теперь свободна. А то мне одной скучно. Да и тебе небось не весело.

— А школа?

— А что школа? Сейчас в школе учитель мало что значит: одни компьютеры. Четыре вопроса — угадай правильный ответ. Не экзамены, а сплошное шоу «Поле дураков», — говорила Варвара, все более возбуждаясь: видать, наболело. — Русский язык и литература уже не являются обязательными предметами. История — тоже. Они хотят наш народ превратить в стадо баранов, не помнящих ни своих корней, ни своей истории, ни культуры, чтобы легче было им управлять. Я не собираюсь им в этом помогать, — закончила она, упрямо сжав губы.

— Но вот, скажем, математика, — решил уточнить Николай Афанасьевич, далекий от школьных проблем. — Тебе она нужна? И девяноста девяти процентам женщин, и уж не знаю, какому проценту мужчин, она не нужна тоже. Во всяком случае, высшая математика. А также физика и химия. У меня жена, например, считала, что закон Ома — это так, выдумка бездельника, и когда я ей объяснял, что одновременно нельзя включать столько электроприборов — сеть не выдержит, она смотрела на меня, как на какого-то дурачка: как это — не выдержит? А для чего тогда столько розеток? И у нас то и дело срабатывал автомат защиты сети… А кому-то не нужна ни литература, ни история, — заключил он.

— Ну что ты такое говоришь, Коля! Просто удивительно! — возмутилась Варвара. — Да, мне ни математика, ни физика, ни химия не нужны в практической жизни. Но знание их основ на мое общее развитие так или иначе повлияли. Во всяком случае, я не открываю от изумления рот, как моя бабушка, закончившая всего четыре класса, когда речь идет о каких-то физических или химических процессах, происходящих вокруг нас. Незнание основ точных наук для нормально развитого человека ведет к мракобесию, к чертовщине и прочим мерзостям, — учительствовала она, расхаживая по горнице. — Люди начинают верить, что бог создал вселенную за семь дней, человека из глины, женщину из его ребра, что в две тысячи двести двадцать втором году наступит конец света, а то и раньше, что все наши мерзости от дьявола, а от нас, грешных, ничего не зависит. Еще хуже, когда математик или физик не знает истории своей страны и мира, лучших образцов русской литературы.

— Но разве в церковь идут только малограмотные люди? — не сдавался Николай Афанасьевич, больше из желания уяснить, в какой степени вредны нынешние преобразования, чем из чистого упрямства противоречить. — В церкви нынче кого только нет. И врачи там, и физики, и лирики. Я уж не говорю о политиках. Эти пойдут куда угодно и за кем угодно, лишь бы оказаться на виду.