— Надо будет сегодня пораньше уехать в Москву. У меня там тоже есть дела.
— А потом? — спросил Осевкин и насторожился, пытаясь понять, что стоит за этим потягиванием и словами.
— Потом? Потом Питер, Нижний Новгород, Екатеринбург. На твоем Угорске свет клином не сошелся.
— Свет ни свет, а дело мы делаем, — осторожно заметил Осевкин, почувствовав, что Нескин толкает его на первый шаг. И он этот шаг сделал: — И как ты оцениваешь мою работу?
— Что ж, работа как работа, — пожал плечами Нескин. — Надо бы лучше, но… Свои претензии к тебе я уже высказал, выводы, надеюсь, ты сделаешь правильные. Три месяца — самое большее на исправление положения. Надо решительнее завоевывать новые рынки, без всякого стеснения выживать с них своих конкурентов. Надо подумать о дизайне бутылок, об изменении текста инструкций на этикетках. Покупатель любит, когда к нему обращаются с добрыми, проникновенными словами. Он инстинктивно отвергает сухую информацию, даже если она содержит в себе исчерпывающие сведения об изделии. Побольше психологии, Сеня. Побольше умной психологии.
— Это я понимаю, — кивнул головой Осевкин. — И в ближайшее же время привлеку к этому делу дизайнеров и текстовиков.
— Вот и хорошо, — кивнул головой Нескин, а когда глянул на своего собеседника, встретился с его змеиным взглядом, почувствовал себя неуютно.
Они молчали, потягивая коньяк, каждый думал при этом об одном и том же — о водочном конвейере, который приносит дохода не меньше, чем все остальные, при этом государству как бы и невдомек, что оно может черпать отсюда миллиарды и миллиарды, если наложит на производство водки свою руку. И не только у Осевкина. В то же время Нескин понимал, что оно, это чертово государство, поумнев, рано или поздно руку таки наложит, и что тогда останется в сухом остатке? А с другой стороны, даже несколько месяцев могли бы существенно поправить его, Нескина, финансовое положение, так пошатнувшееся за время кризиса. Может, Осевкин уверен, что Нескин не знает о водочном конвейере? Такая мысль в голову Нескина еще не приходила, и он решил идти ва-банк.
— Я краем уха слыхал, что водка «Угорская» делается на нашем Комбинате… — И замолчал, давая Осевикну осмыслить сказанное.
— Ну и что? — вопросом на вопрос ответил Осевкин, не отрывая взгляда от лица гостя. — Нормальная предпринимательская инициатива, — добавил он после небольшой паузы.
— Я не говорю — ненормальная, — твердым голосом заговорил Нескин и даже круглое лицо его поджалось и окостенело. — Но все, что выпускается на Комбинате, есть не только твоя собственность, но и собственность концерна. Комбинат платит за землю, за воду, электричество, за наем рабочих, подоходный налог и так далее. Все эти платы идут из прибыли. А ты утаиваешь значительную ее часть.
— Твои жиды не обеднеют, — скривил Осевкин губы. — Им легко командовать и рассылать инструкции, сидя в Германии. Хапнули в России несколько миллиардов баксов из фонда МВФ и из других фондов, а теперь корчат из себя законопослушных пай-мальчиков. Что ты думаешь, мы тут сидим в глуши и ни хрена не знаем про их махинации? Все мы знаем.
— Я не о том, Сева, — перешел на примиряющий тон Нескин. — Поверь, мне особой нужды нет выкручиваться ради их прибылей. Хотя там есть и моя доля. Но вот представь себе такую ситуацию: приезжает с ревизией кто-то другой, тебе совершенно не известный человек. И какие последуют из этого практические шаги? А очень даже простые: твои активы замораживаются, цистерны с химией идут мимо Угорска, на тебя подают в суд, и все, кто раньше подавал тебе руку, от тебя отвернутся. Тебе это надо?
— Мне это не надо, Арончик. И поэтому я предлагаю тебе долю со своего бизнеса. Скажем, пятнадцать процентов.
— Ты что, смеешься надо мной, Сева? — воскликнул Нескин возмущенным голосом. — Что такое пятнадцать процентов? Тьфу!
— А сколько ты хочешь?
— Половину.
— Ну, ты даешь, Арончик! — возмутился Осевкин. — Пришел на готовенькое и — отдай половину! Где это ты нахватался таких, можно сказать, космических аппетитов? Половину… Во даешь! А ты знаешь, во сколько это мне стало? И не только в деньгах, но и в нервах? Ты думаешь, откуда я получаю спирт? С «Кристалла»? Черта с два! Я получаю спирт из Дагестана, из Северной Осетии. А там живут парни, которые даже спят с «калашами». Попробуй-ка к ним сунуться — без головы вернешься. А я и сунулся и договорился. Чего мне это стоило, только богу известно. Или аллаху.
— Да, я понимаю: криминогенная обстановка, терроризм и прочее. Но и ты меня пойми тоже. Если братья пронюхают о нашей сделке, больше всего пострадаю я. От них не только в России, но в джунглях Амазонки не спрячешься. К тому же они сами платят большие проценты, — помимо подоходных и прочих налогов, — а те, кому они платят, умеют считать каждый доллар, а главное — находить должников. Сам знаешь: лучшая разведка в мире и тому подобное… Впрочем, это не столь важно. Так на чем порешим?