Черное Рождество

Вспомнил Иван Борщевского, присланного к ним из Екатеринослава, вспомнил, как задушил его по приказу товарища Макара, якобы за предательство, а был ли тот предателем? Салов в этом сомневался, да не очень-то и задумывался. Председатель комитета приказал, он и убрал чужака… А ведь оттого и убрал его охотно, что знал уже про то, что Лелька его продала, и предпочел чужой виной, пусть и выдуманной, заслонить свою собственную…

— Так что, Салов, — прервал штабс-капитан его невеселые размышления, — вы, конечно, можете изображать твердость и непреклонность, но вам от этого не будет совершенно никакой пользы. Мы постараемся, чтобы ваши товарищи — как арестованные, так и оставшиеся на свободе — узнали, чем они обязаны вам с Лелей. И тогда… ох, не завидую я вам, Иван Степанович!

Салов решил сменить тактику.

— Господин штабс-капитан, — начал он, смелея от собственной наглости, — что-то я вас не совсем понимаю. Я работал, старался, вы же сами только что изволили выразиться, что из-за моей такой большой помощи и взяли большевистский комитет. И вот теперь, извиняюсь, такое отношение…

— Что-что? — удивился штабс-капитан, и Салов заметил, что даже полковник у окна пошевелился.

— Я мог предупредить товарищей, но не сделал этого, потому что понял, как мы все не правы. — Салов кинулся как в холодную воду.

— Ах вот как? — подал голос полковник.

Салов увидел пенсне, болтающееся на шнурке, жесткий взгляд и лицо, будто вычеканенное на старой монете.

— К тому же я согласился работать на контрразведку с условием, что меня отпустят на свободу. Ваша операция так или иначе, но завершилась, так что отпустите меня восвояси.

— Кто же это тебе сказал, что тебя отпустят? — тихо и даже как-то ласково произнес полковник.

— Леля, — растерялся Салов, — она обещала.

— Леля? — захохотал даже штабс-капитан, а полковник только поморщился. — Ты думаешь, Леля у нас здесь главная? Мало что она тебе обещала!

— А что со мной теперь будет? — затрепетал Салов.

— Подпольщиков будет судить военно-полевой суд, через неделю их отправят в Джанкой в тамошнюю контрразведку, — сухо сказал полковник. — А ты, гнида, пойдешь в камеру «наседкой», больше ни на что ты не годен, — добавил он уже гораздо выразительнее. — Посидишь с недельку, выяснишь, куда мог ваш главный большевик Макаров Владимир Васильевич, он же товарищ Макар, деться. И какие у него могут быть дальнейшие планы. Ну а дальше посмотрим.

Штабс-капитан крикнул солдата, Салова увели, офицер тоже вышел по своему делу. Оставшись один, полковник надел пенсне и сел за стол, подперев голову руками. Он долго думал, потом тяжело вздохнул и произнес вслух:

— Но если они, вот такие, побеждают нас, следовательно, мы еще хуже?

Глава девятая

В сумерках руководитель разгромленного подпольного комитета товарищ Макар появился в переулке возле знаменитой севастопольской гостиницы «Кист». Стараясь не привлекать к себе внимания, он наблюдал за входом в гостиницу. Внимательно изучив витрину кондитерского магазина, афишную тумбу и прочитав по два раза расклеенные на стене приказы губернатора и военного коменданта, товарищ Макар увидел наконец того, кто был ему нужен. Скрипя ремнями, сверкая золотом погон, из гостиницы вышел элегантный молодой офицер.

Товарищ Макар торопливо пошел ему навстречу. Поравнявшись с офицером, он быстро прошептал:

— В десять у служебного входа «Ливадии».

Ресторан «Ливадия» — большой, шикарный. Но вход для персонала находится совсем с другой стороны, из темного переулка. Дома рядом были все сплошь с закрытыми ставнями, людей в переулке не было, мелькала иногда смутная тень и пропадала в темноте южной ночи. Изредка доносился гул возбужденных голосов и музыка из ресторана.

В назначенное время возле служебного входа ресторана «Ливадия» появился тот же щеголеватый поручик. Воровато оглядываясь, он прошел мимо двери. Дверь приоткрылась, и показавшаяся рука втащила офицера внутрь.

Товарищ Макар приложил палец к губам и прошептал:

— Тише, Павлик! Здесь есть один сочувствующий, он постоит на стреме, мы можем поговорить.

— Ты с ума сошел, — прошипел поручик. — Что у тебя стряслось?

— Не кипятись, Павлик. Дела паршивые: комитет провалился, половина убита, половина арестована.

— А ты что будешь делать?

— Я чудом убежал, придется переходить на нелегалку. Я думаю уйти в горы к зеленым, буду создавать партизанскую армию, оно вернее: в городе народ ненадежный, предатель на предателе. Я к тебе для того пришел, чтобы ты знал: могут тебя начать обо мне расспрашивать, ты должен быть к этому готов. А может, тебе лучше вместе со мной, в горы?

— В горы всегда успеется. Пока я могу доставать военные сводки, надо за мое место держаться. Ты, однако, зря к гостинице пришел. Нас могли там увидеть с тобой.

— Я тебя должен был предупредить. Как ты будешь на мой счет оправдываться? Брось ты все, рванем в горы к партизанам! Черт с ними, со сводками!

— Еще у меня одна мысль есть. Хорошо бы теракт провести. Убрать генерала Слащева — больно, сволочь, удачливый… Считай, на нем одном перешейки держатся.