Черное сердце

– Я прекрасно помню ваш наказ не лезть больше в дело по убийству Пуантье, но я ничего не могу поделать – оно само прет наружу из всех щелей. Пуантье был картежником, азартным человеком. Деньги у него водились, к женскому полу конголезец был очень даже неравнодушен. Если до него дошли сведения об игре в «девяточку», то он наверняка захотел бы принять в ней участие, и ему бы не отказали. У нас не Алабама 1950-х годов, против участия чернокожего в игре никто бы не возражал. Наоборот, в этом необычном состязании была бы своя экзотика, своя неповторимая изюминка. Обыграть иностранного картежника – это ли не истинное удовольствие для любого отечественного игрока?

– Предположим, что ты прав: Пуантье действительно принимал участие в игре. С практической точки зрения что это нам дает?

– Мы обвиним помощников Хозяина в пособничестве иностранной разведке. Шпионом, завербовавшим их, будет Пуантье. Откуда им знать, что Жан-Пьер не имел отношения к западным спецслужбам?

Клементьев на ходу уловил полет мысли, оценил со всех сторон перспективы дальнейшего расследования и пришел к выводу, что новая оперативная комбинация не грозит очередным провалом, так как все худшее уже произошло. В случае же успеха полученные от помощников Хозяина сведения могли бы частично реабилитировать руководство РОВД. Вовремя пустить пыль в глаза вышестоящему начальству – один из столпов успешной работы милиции.

– В этом что-то есть, – изображая задумчивость, сказал он.

Клементьев не мог с ходу принять мое предложение. Ему нужно было выждать время и преподнести мою идею как свою, основанную на большом практическом опыте и тесном взаимодействии с уголовным розыском Центрального РОВД. Я, по определению, не мог выступать инициатором нового поворота в расследовании. Новичок, как известно, не может быть генератором здравых идей. Блеснуть оперативным искусством, обратить поражение в победу – удел матерых сыщиков, а не вчерашнего курсанта школы милиции.

– Расскажи-ка поподробнее о Пуантье, – попросил Клементьев. – Я хочу понять, как выстроить новый допрос помощников Хозяина: с чего начать и на чем припереть к стенке этих «добропорядочных» граждан.

Я рассказал Геннадию Александровичу не только то, что узнал о Пуантье, но и об обстановке в Африке, о противостоянии правительственного режима Анголы и УНИТА.

– Даю гарантию, что простые советские парни войной в Анголе не интересуются. Если они что-то и слышали о Жонасе Савимби, то должны считать его ставленником США, находящимся на содержании ЦРУ. Ничего другого в наших газетах о Савимби не пишут.

– Я подумаю, – уклончиво закончил беседу Клементьев.

«Клюнул! – внутренне возликовал я. – Завтра мы двинемся в тернистый путь, который приведет к человеку, провалившему операцию по разоблачению Хозяина. И как знать, быть может, что-то проклюнется и в деле об убийстве Пуантье».

Допрос помощников Хозяина начали в пятницу после обеда. Первым допрашивали парня, работавшего слесарем. Допрос вели Клементьев и Матвеев. Меня к работе с задержанным допускать не хотели.

– Ты на себя в зеркало посмотри! – с издевкой сказал Матвеев. – Какой из тебя оперативник? Ты на пионера похож, а не на офицера милиции.

– Слава богу, что не на колхозника! – парировал я. – Только вы без меня поплывете, если парень хоть немного разбирается в ангольских делах. Я-то уже не первую неделю в теме. Могу даже спросонья ответить, чем отличается МПЛА[6] от УНИТА.

Клементьев счел мои доводы разумными и разрешил присутствовать при допросе в качестве стенографиста.

– Делай вид, что записываешь показания, – распорядился он. – В допрос не лезь, вопросов задержанному не задавай.

Слесарь с пролетарской фамилией Кувалдин вошел в кабинет Клементьева в приподнятом настроении. Бояться ему было нечего. Допрос начался с вопросов о карточной игре. Кувалдин, посмеиваясь, все отрицал.

– Ну что же, от дел мелких и незначительных перейдем к главному, – устало вздохнув, сказал Клементьев. – Предлагаю добровольно рассказать о своем участии в антигосударственной деятельности.

– Совсем кукушка съехала? – засмеялся Кувалдин. – Вы меня еще в убийстве Кеннеди обвините.

– Узнаешь своего дружка? – перешел на жесткий тон Геннадий Александрович.

Кувалдин взял фотографию Пуантье, поморщился:

– Кто такой? Певец какой-то? Негры все на одно лицо.

– Этот человек въехал в нашу страну по поддельным документам на имя Жан-Пьера Пуантье, но мы выяснили, что он является кадровым офицером УНИТА, работающим под кличкой «Долговязый».

Ухмылка на лице Кувалдина сменилась недоумением. Он еще не понял, в какую историю влип, но уже начал сомневаться в благополучном исходе дела.

«В яблочко, прямо по центру! – возликовал я. – Если бы Кувалдин никогда не видел Пуантье, он бы не смутился, а продолжал куражиться. 2 + 2 = 4. Если Кувалдин встречался с Пуантье, а Жан-Пьер был шпионом, то конголезец вполне мог завербовать его. Это элементарная логика, для постижения которой высшего образования не требуется».