– Взаимно, друг мой, взаимно, – отозвался известный в мире творчества собиратель живописи, дружественно пожав эту руку, и финансист присел на тёмное дерево элегантного стула. Полное, чуть румяное, лицо Анатолия Широкова с ямочкой на круглом подбородке, ярче подчеркнулось крупным носом и весёлыми, неопределённого цвета глазами. Запорошенные сединой волосы коллекционера, гладко зачёсанные к затылку и стянутые в тугой хвост, обманчиво выдавали его за художника. Эта незаурядная внешность, в очередной раз впечатлила Игоря, когда подоспевший официант поставил перед ним длинноногий бокал и выточенным жестом занеся над хрустальной кромкой бутылку, насытил кухонную утварь вином.
– Что-нибудь закажите? – почтительно осведомился молодой человек у новоявленного гостя.
– Нет, пожалуй, – невнимательно отказался Каргов, из-за чего услужливый труженик сервировки исчез подобно добродетели и союзнически скрестив ресторанные кубки, господа выпили за добрую встречу.
– Я хотел говорить с вами о моём деле. Через неделю открывается моя картинная галерея… – отставив алкоголь начал разговор Анатолий.
– Поздравляю, – загадочно и светло улыбнулся Игорь, поправляя бардовый галстук.
– Так вот в связи с этим мне и понадобятся ваши замечательные услуги, – сказал Широков.
– Цену я Вам уже озвучивал и у вас не возникнет никаких проблем, – напомнил Игорь и брови Анатолия задумчиво всплыли над переносицей.
– Ну что же… Меня вполне устраивает, – изрёк торговец искусством.
– Стало быть, договорились? – уточнил Игорь, на чьём запястье заворковал романтический перелив золотых часов.
– Договорились, – спасовав, ответил Анатолий улыбнувшись.
– В таком случае выпьем за это, – подхватил Игорь, наполнив заскучавшие бокалы.
– Да, да! – радостно вымолвил коллекционер и чокнувшись фужерами компаньоны осушили вино.
– И что особенного в этой мазне? – озадачился миллионер, пренебрежительно оглядев кичливо-разряженные образы гулящей толпы, стрекозами вьющейся у полотен.
– Живопись божественна, если только это настоящая живопись, или вы, может быть, поклонник Малевича? – с восторженно-озорной усмешкой поинтересовался Анатолий и по непроницаемому лицу Игоря проползла такая мрачность, что торговец рассмеялся.
– Я не люблю живописи, а таких сумасшедших идиотов как Малевич, вообще за людей не считаю, – с презрением и отвращением выдал Каргов, скосив глаза к окну витражами стёкол тянущемуся к выбеленной макушке потолка.
– Не зарекайтесь, драгоценный друг, истинное искусство пленяет всех и даже вы, при желании, могли бы отыскать здесь картину по душе, – с лисьей хитростью в обходительной улыбке возвестил любитель прекрасного, степенно смакуя напиток.
– Маловероятно! – наплевательски отмахнулся Каргов, холодно отстранив от себя вино.
– Ну, что же, не буду настаивать… – произнёс Анатолий и поднялся. – Это была приятная встреча, жаль, что она не может продлиться дольше, – сказал он, пожав Игорю ладонь.
– Да, дела требуют к себе внимания, – ответил делец, дружественно приняв рукопожатие и рассеяв галантные слова прощания, Широков ушёл, бросив на стол цветные бумажки денег за обед и спиртное. Одиночество, скучавшее у соседнего, пустого столика тотчас подсело к Игорю, улыбнувшись ему своей вязкой, холодной, тёмной ухмылкой. Печаль отравила мужчину, и он мрачно высыпал остатки белого нектара в свой фужер, угрюмо всматриваясь в счастливые лица галереи. Изысканный бокал утешающе коснулся губ, напоив всезнающим вином, в сладкой горечи которого, Игорь ощутил нестерпимое желание немного пройтись. Подчинясь завораживающему и неотразимому, как маниакальное помешательство, влечению, Каргов зашагал по холлу искоса рассматривая классическую череду портретов, пейзажей и натюрмортов. Но прекрасные королевы, русалки, богини, нимфы и пажи не волновали его, все они представлялись ему скучными, как прошлогодние, обветшалые открытки.
«Всё, хватит, ухожу…» – раздражённо объявил себе замученный светской швалью толстосум, заблудившись где-то в задворках галереи, где почти что не висело картин. С изжогой досады, он злобно развернулся, чтобы скорее уйти, вдруг провалившись в мёртвое, сожжённое погребальной тьмой небо и всё прочее облетело с Игоря тлелой шелухой. Словно заколотый жутким, разбойничьим ножом он оцепенел, и живописная тьма надломила в нём душу, отобрав свободу как хрупкую игрушку. Будто свирепый монстр она схватила мужчину и как в гиблое болото, он провалился в чёрную смесь скорби, сумрака и теней, чудовищами кишащих в омуте холста. Похищенный этой неописуемой мглой, Каргов очутился где-то вне мироздания беспомощен и беззащитен.
– Интересуетесь? – внезапно поинтересовался некто из-за плеча глумящейся тьмы. Тогда Игорь обернулся, так, словно позади него, на виселице легонько качался повешенный труп и оледенелый взгляд его скрестился с таинственными, как сама луна, глазами незнакомца.
– Кто написал это? – вопросил Каргов, сутуло собирая воедино разбитое самообладание.