На идеально гладком лбу ровным вертикальным разрезом пролегла единственная гневная морщинка. Бессмертная чуть шевельнула пальцами, увенчанными длинными острыми коготками, и на кончиках их зародилось призрачное, словно морской туман, бледно-голубое свечение. В тот же момент Учитель внезапно покачнулся и сошел с лица, балансируя на грани глубокого обморока.
Вплотную приникнув к узкой щелочке между створками, Элиар с острым интересом вглядывался в происходящее. Что еще за диковинная неотразимая магия? Похоже на то, как сам он скован силой ритуальной печати Запертого Солнца.
Учитель не может противиться Ишерхэ, словно бы Триумфатор могла контролировать священный цвет его крови!
— Не забывай, какими клятвами ты связан, Красный Феникс Лианора, — тоном, не терпящим возражений, сухо бросила владычица. — Даже после ухода за грань душа твоя будет принадлежать мне. И не надейся на покой в посмертии.
Совершенно ослабев, мессир Элирий Лестер Лар сделал пару неверных шагов с ковра и упал на колени, не в силах вымолвить ни слова. Судорожный приступ кашля заставил Первородного согнуться пополам и прижать лоб к полу. Алый водопад титульных одеяний Великого Иерофанта расплескался вокруг одинокой коленопреклоненной фигуры. Из приоткрытого рта на красное дерево резного паркета потекла священная лотосная кровь, призванная жестокой повелительницей Совершенных. Однако укрывающая Второго ученика защита Учителя не ослабела ни на мгновение.
Увидев наставника на коленях, бледного, как полотно, и неожиданно беспомощного, Элиар остолбенел. В первый миг сердце пропустило удар, другой, а потом что-то внутри мучительно, тревожно заныло. Это дикое зрелище нравилось ему — и одновременно до отвращения не нравилось. Кочевник хорошо помнил засевшее в сердце старое желание расквитаться с ненавистным наставником, насильно забравшим его из Халдора, лишившим имени и прежней жизни, — и в то же время сцена насилия над обидчиком вызывала лютое отторжение, полное нежелание видеть, соприкасаться с нею. Возможно, потому, что это насилие творил кто-то другой?
Красный Волк тяжело, хрипло задышал, рискуя глупейшим образом выдать себя, и решительно не понимая, что с ним такое.
— Своею кровью ты пробудил меня к жизни, и этой же кровью привязан ко мне навеки, — почти пропела равнодушно наблюдавшая эту картину Ишерхэ. Определенно, из уст полубога Высшая речь ли-ан звучала особенно вязко и мелодично, как беспрерывный поток молитв, ввергающий в экстатический транс.
О чем она говорит? Элиар напряжённо вслушивался, силой воли отбрасывая гипнотическую, иллюзорную магию звучания и пытаясь постигнуть смысл туманных слов. Триумфатор имеет в виду, что с помощью крови наставника сможет вернуть душу Первородного, даже если тот вдруг погибнет? Но как? И почему лотосная кровь Учителя подчиняется ей?
— Ишерхэ… — Это был уже второй шок кочевника за сегодняшний вечер. Он не ослышался — Учитель назвал великого Триумфатора по имени, обратился к ней несообразно этикету и субординации? Да что здесь, черт побери, происходит? — Остановись. Тебе известно: я никогда не встану против твоей воли. Если ты поддержишь Бенну в претензиях на гегемонию, я приму это решение без возражений.
— Отрадно слышать такие слова. Оставь уже в покое Игнация и его людей. Храм Полудня нужен нам могущественным. С каждым годом смертных с даром красного цвета крови рождается всё меньше, тут уже ничего не поделать. Ваше время проходит. Ты так опекал Совершенных, что они стали изнеженны и беспомощны, как дети. Рука титульного народа ослабела. Кто-то должен заменить Красный орден. Кто-то должен иметь достаточно силы, чтобы контролировать весь Материк с низшими народами.
С этими словами подойдя к Первородному, Триумфатор ленивым движением приподняла подбородок своего верховного жреца и властно поцеловала окровавленные губы.
— Я намотаю Материк на палец, как нитку жемчуга, — ровным и отстраненным голосом произнесла она, но это прозвучало убедительнее всяких выкриков.
Элиар задохнулся и яростно зажмурился, чтобы не видеть этой безобразной сцены. Внутри что-то перевернулось, оборвалось, и на какое-то время мир перестал существовать. Кажется, прошло несколько тягостных минут, прежде чем рядом послышались легкие шаги наставника.
Отперев дверцу, Учитель вновь опустился на пол и неожиданно обнял его, словно испуганного ребенка, которого нужно утешить. В циановых глазах стоял болезненный лихорадочный блеск, словно Красный Феникс продолжал смотреть на пламя.
— Не бойся, волчонок, — непривычно тихо сказал Совершенный. — Она уже ушла.