Черноглазая (СИ)

«Дедушка, молюсь тебе в этот светлый праздник. Не оставь меня без твоей защиты, обрати на меня свой пристальный взор и убереги от напасти».

Когда Мелексима и Буяннавч появились в шатре, все притихли. Музыка по-прежнему играла, кое-кто по-прежнему говорил, но теперь предметом обсуждения был не Цаган Сар, а девушка в белом. Мелексима не находила в себе сил поднять глаза от устланного коврами пола, но когда они с Буяннавч остановились около возвышения Батыя, Мелек рефлекторно выпрямилась и расправила плечи.

― Великий хан, ― громко и почтительно произнесла шаманка. Отчего-то именно после этих слов музыка вновь заиграла громче, люди вернулись к разговорам и Мелек почувствовала, как ее отпускают невидимые тиски. Взгляды, прикованные к ней, не исчезли полностью, однако стали не такими пристальными. ― Пусть год будет счастливым, полон новых побед и свершений. Да начнется с Цаган Сар новые завоевания и удачи!

Хан кивнул, принимая поздравления. Буяннавч отошла в сторону, и на ее место встала Мелексима. Она поклонилась, чувствуя пристальный взгляд сидящего перед ней мужчины.

― Да будет Цаган Сар счастливым для вас, Великий хан. Пошлет вам Великий Тенгри здоровья и побед.

― И тебя с праздником, Мелексима.

Черноглазая, не удержавшись, подняла взгляд, посмотрев на Батыя. Хан выглядел как никогда величественно и прекрасно. Бат-хан одевался изысканно, утонченно, и только смотря ему в глаза можно было понять, какая сила скрывается за внешней обманчивой слабостью и некой женственности. Мелексима не удержалась и улыбнулся Батыю. Поклонившись, они с Буяннавч удалились за стол.

Мелек было неуютно присутствовать на празднике. По началу. За каждым ее движением, казалось, наблюдали, из-за чего Мелексима держалась через чур гордо. Буяннавч, заметив напряженность черноглазой, ободряюще сжала морщинистой, но сильной рукой ее плечо.

― Будь спокойна, Мелексима, ― сказала она. ― Это ― священный праздник. Никто не посмеет оскорбить или обидеть тебя.

После этих слов стало немного легче. Мелек осмотрелась вокруг. В основном это были мужчины ― войны, советники, рядом с ней было несколько шаманов. Но изредка ей на глаза попадались женщины; все монголки были старше нее, возможно, это были жены воинов. Кое-кто из молодых девушек занимался тем, что подливали напитки и разносили кушанья. Некоторые из них танцевали, но по большому счету на них обращали внимания ― все были заняты веселыми разговорами и самим празднеством. Мелек

Под такт музыке Мелексима начала слегка покачиваться, прищелкивая пальцами. Буяннавч ободряюще ей улыбалась. Широкая улыбка осветила красивое лицо черноволосой, она явно взбодрилась. Хотя на праздник у нее было одно дело. Она наклонилась к шаманке и тихо спросила:

― Я могу выйти?

― Зачем это?

― Мне надо сжечь берегиню, ― пояснила Мелек. ― Хочу сделать это без лишних глаз.

Буяннавч понимающе кивнула, но с сомнением посмотрела на Батыя. Мелек тоже перевела взгляд на хана и столкнулась с его черными, жгучими глазами. Черные глаза Батыя напоминали бездну, наполненную горячим углем, который может вспыхнуть в любой момент; ее черные глаза были похожую на сырую землю, которая может успокоить этот огонь.

Батый словно изучал ее, а потом ― отвернулся. В его взгляде, направленный на танцующих девушек, не было ни капли интереса. Мелек, она сама не поняла почему, это польстило.

― Спроси разрешения хана, ― посоветовала Буяннавч. ― Если ты уйдешь без разрешения, это будет неуважением.

Мелек понимающе кивнула. Она поднялась и, придерживая полы платья, сделала пару шагов по направлению к хану, как внезапно перед ней возник монгол с выбеленным лицом. Она не знала его имени, но он был в тот день, когда хан узнал, что Мелек ― внучка Ганбаатара. Он вечно ходил с раскрашенным в белом лицо, был невысокого роста, говорил тихо и угрожающе.

― Мелексима, ― протянул он с уважением. Мелек склонила голову в приветствии. ― Не сочтете ли вы грубой нашу просьбу станцевать нам на этом празднике? Окажите нам честь.

Мелек удивилась такой просьбе. Конечно, танцевать она немного умела, да и сидя на месте ей хотелось влиться в этот круговорот. Однако она сама считала, что для знатной женщины это ― недопустимо. Но если ее саму просят…

Мелексима глянула за спину монгола, на Батыя. Тот смотрел на нее с интересом, и в его глазах черноглазая уловила сомнения и даже вызов. Неужели он думает, что она откажется танцевать, испугается? Мелексима усмехнулась.

― Буду рада, ― ответила она с улыбкой. Монгол кивнул.

Танец ― поэма, в ней каждое движение ― слово. Казалось, теперь на Мелек смотрели все ― даже гордый и жестокий Субэдэй посмотрел на внучку великого воина. Но лучше всех ощущался всех взгляд Батыя. Мелексима посмотрела на него, и теперь вызов читался в ее глазах. Удача танцует лишь с теми, кто приглашает её на танец.