Черного нет и не будет

Фрида пишет Диего. Она решила отправить письмо отсюда, из Нюёрка, хотя через два-три дня вернется в Мехико, в Койоакан, и сможет лично отдать послание мужу или просто сказать все те слова, что крутятся в ее голове; но нет, лучше написать, пусть это письмо придет от другой – от Фриды, наполненной счастьем быть вдали, быть независимой, самостоятельной, окруженной тайнами, пусть это письмо придет из его любимого города, она напишет мужу все: что его не хватает больше, чем любви к жизни, да, может, она и сглупила, так на него разозлившись, напишет, что простила Кристину. Что не настолько ревнива, как он себе представляет. Фрида хотела бы написать, что в Нью-Йорке она веселится как ненормальная и что много не пьет, точно-точно, что побывала в ресторанах, куда любил ходить Диего, что купила много важных для нее безделушек – но не очень уж много, клянусь, любовь моя, – что ей было так страшно лететь на самолете, она и пошевелиться не могла, все твердила про себя: если умрет сейчас, не помирившись с ним, то это будет кошмарно. Она хотела бы сказать, что после всего поняла его, точно-точно, – может, только она одна и смогла понять его, пусть знает, что время Фрида проводит с Бертрамом и Эллой Вулф[100]; они часто о нем думают, Бертрам пишет его биографию, биографию великого Риверы, а еще никто не знает так хорошо город, как Анита, она показала Фриде удивительные улицы, – ты же прекрасно знаешь, она тут училась, в Колумбийском университете, – и с Анитой они часто обсуждают работы Диего, у нее необычайные мысли, ее ум не знает границ, она также считает, что Фриде надо устроить собственную выставку и почему бы организовать ее не в Штатах. А Люсьена – хочет ли он узнать, как она поживает? Со здоровьем у нее все прекрасно, как и у Стивена, они планируют ребенка, Фрида заранее предупредила их, что крестной ни за что не будет. Помнит ли Диего, как они с Люсьеной в Детройте занимались литографией? Результат вышел отвратительным, ужасным, но эстампы Люсьена сохранила. Недавно она показала их Фриде – и та испытала странные чувства. После выкидыша Фрида изобразила себя c зародышем крошки Диего, в руке у нее палитра, прямо как у una gran pintora, потом она нарисовала мозг крошки и свой собственный мозг. Об этой работе Фрида не вспоминала. Она попросила доктора Лео Элоэссера принести плод, ей хотелось бы поставить его в синем доме, говорить с ним, смотреть на него. Врач пообещал, что поищет и положит его в банку – так она сможет унести его. Помнишь, как мы вместе с Эдселем Фордом поднялись на крышу Детройтского института искусств, чтобы увидеть солнечное затмение? Этот миг засняла Люсьена, Фриде тогда совсем не понравилось – она высоты испугалась? Нет, ей не понравилось, что мы не смотрели солнцу в глаза, не смотрели прямо на него, что видели лишь исчезновение. А как у него дела? Рисует ли он, хорошо ли кушает, скучает ли по Фриде? Анита поделилась с ней необычной историей про цвета, рассказала, что в Средние века европейцы выходили замуж в красном, в красном, который также был цветом проституток. Странно – не находишь? А твои глаза, Диего, все еще болят? По поводу его глаз Фрида очень переживает, после той инфекции нужно быть аккуратнее. Фрида начала носить красный цвет. Ту шаль. Помнишь, Диего? По правде говоря, я не замечаю красок, если не могу разделить этот мир с тобой, все покрывается серым, он даже заглушает пение попугаев, очертаний нет, я рисую для тебя, чтобы ты увидел, что творится у меня в голове, чтобы однажды именно ты купил мои злосчастные картины, я ем для тебя, Диего, чтобы ты слушал мой живот, чтобы утробные звуки моих органов забавляли тебя, на всех картинах я для тебя, Диего, плачу застывшими слезами, чтобы ты посмотрел в мое сердце, как вроде бы сказано в Библии: «Храни сердце, из него источники жизни». Ты мой ребенок, моя искра, мой дружок, моя душа, переживаю, что, пока меня нет, ты не моешься – некому потереть тебе спинку. Я все еще твоя волшебница – да? И твоя Chicuita[101], что тихонько сидит в кармане рабочего фартука, и твое мармеладное мучение, что, заглатывая при поцелуе, измазывает тебя слюной.