Читаем Черного нет и не будет полностью

Этим вечером Фрида Кало – королева. Все и вся суетятся вокруг нее, ей принадлежит город. Нюёрк, моя любовь, ты меня ждал. А вот и я. Она смотрит на каталог своей первой персональной выставки. «Выставка Фриды Кало», двадцать пять бросающихся в глаза полотен. Однако там указано, мелкими буквами в скобках: Фрида Ривера. Целый год она рисовала в ранее неизвестном ритме. Теперь Фрида не работает в платье, надевает джинсы и комбинезон. Свою живопись она не считала настоящей работой, как это делал Диего. Живопись – это грань, что отличает ее от других, черта характера, как и пристрастие сквернословить, собирать кукол и не доверять слишком серьезным людям. Живопись – это точка на карте полушарий ее характера. Священная: в ней можно спрятаться и найти нужные слова. Теперь написание картин стало вынужденным занятием, нитью, соединяющей дни. Неужели, отдаляясь от Диего, она освободила для себя пространство? Или это положило начало их новым отношениям? Чем больше она рисует, тем больше нужна Диего, тем больше он ей восхищается. «Принимайся за работу, сотвори что-нибудь, затми всех, так ты станешь для меня великим драконом», – пишет Фрида мужу. Сама она не лелеет мечту стать великим драконом, ни в коем случае, но чем больше рисует, тем сильнее проявляется ее стиль, в пальцах она ощущает силу, способную высечь под уставшим взглядом темные круги, и как запятая, оказавшаяся в поэме, начинает визжать, так и тень живописи вдруг идет к своей цели.

Фрида пишет картины единым махом, так же как на белой стене изображают «обманку» в виде окна. Начиная сверху, она разворачивает наплывами ткань своего полотна, как будто примеряя к взгляду других то, что у нее в голове. Контуры вырисовываются быстро, она художник цвета и пластичной формы, Фрида будто шьет наряд для холста: украшает его, отрезает лишнее, натягивает ткань, с тщательностью выбирает одежду жителям своей задумки. Она любит мелочи, крупицы, забывая о единстве и композиции, тонкой кистью изощренно разрабатывает колорит цветка, чью-то вывихнутую ножку, черный глаз попугая, напоминающий пуговицы высокого ботинка. Фрида почти не пачкается, забывает причесываться, она настроена на вскрытие орхидеи, хлопочет о миниатюрном, делает хирургический надрез. Люди пытаются найти в картинах Фриды скрытый смысл, а ей лишь смешно, не разочаровать бы их: она рисует то, что видит. А еще то, что меняется и ускользает, надо рисовать чаще, чтобы поспеть за всем. Она снова, снова и снова рисует свое лицо, ее не покидают противоречивые мысли: Фрида смотрит в зеркало на лицо, которое никогда по-настоящему не видела, и, чтобы его увидеть, повсюду его выставляет. Неужели только она одна страдает из-за того, что не видит собственного лица, из-за того, что понимает – так будет всегда? Ей знакомо лишь отражение, а значит, картинка. Наше мнение о человеке при первой встрече сильно отличается от впечатления после долгого с ним общения, и Фрида очарована этим. Фантастическое отличие. Больше никогда человек не предстанет перед нами таким, каким он был на первой встрече, не вернуться, не возвратиться. Изображать лицо – это как изображать ушедшее время. Она хотела бы нарисовать Диего таким, каким впервые увидела его. И сохранить этот миг, эту убежавшую секунду прошлого. Порой люди принимают ее за идиотку или необразованную дуру. И она бы не прочь стать такой. Возможно, Фрида прочла больше книг, чем многие из этих шутников, но ей не нужны книги, чтобы рисовать, они никак ей не помогают, когда она достает из эмалированного стакана кисть и разом принимается за новое лицо. Она не считает нужным говорить им, что любит работы Иеронима Босха[105], Пьеро делла Франчески[106] и Пауля Клее[107], что она обожает Поля Гогена[108] и Руссо по прозвищу Таможенник[109]. Если Фрида изображает двух птиц черного и белого цвета, то это ничего не значит, она не преследует ни одну из целей, о которых топорным слогом пишут искусствоведы. В тот миг в окне или у себя в голове она увидела двух птиц, и они хорошо вписались в композицию, над которой она работала. Одна была черной, другая – белой, güey.

Она показывает картину под названием «Что мне дала вода» (в ванной вытянуты ноги, ногти покрыты красным лаком), и люди у нее спрашивают, что означает необычное скопление символов на поверхности воды: проплывающее платье, извергающийся вулкан, здание, две голые женщины, продырявленная скорлупа, мертвая птица, отдыхающий мужчина с древней маской на лице, паук, червь, балерина, нитки, задушенная женщина, цветы, корабль… Как же объяснить? Я лежу в ванной, смотрю на предательские ноги, смотрю на ступни в шрамах, смотрю на лак, которым я хоть как-то попыталась украсить мои бедные ногти, а в воде через пар я увидела весь этот балаган, в воде я вижу убегающее время, это моя жизнь – каждый может взглянуть на свою, набрав полную ванну воды!

Фрида рисует не для того, чтобы быть любимой, она прозрачна, а значит, широко распахнула окно в мир.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары