Черного нет и не будет

Фрида не сразу поняла, когда владелец собственной галереи американец Жюльен Леви предложил ей выставиться. Решила, что он шутит. Выставить напоказ ее картины? Только ее? В Мексике она уже принимала участие в нескольких коллективных мероприятиях. Но чтобы состоялась выставка Фриды Кало, да еще и в Штатах, – это что-то непостижимое. И чертовски приятное. Гринголандия пала к ее ногам. У себя на родине Фриду еще не признали.

Глянцевая прическа, подчеркивающая большой строгий лоб и нависающая над великолепными, черными миндалевидными, устремленными вдаль глазами, надутым ротиком, из которого вылетают степенные слова и который привлекает к себе внимание глубокой ямочкой, какие бывают у подростков, – все это делает галериста Жюльена Леви неотразимым. Словно все это дано ему от рождения. Он впечатлил Фриду своим умом, силой воли и красотой. Жюльен готов часами напролет говорить с вами о фотографии, и вначале галерею он основал ради этого увлечения и только потом поместил в ней живопись. Открыть галерею фотографий – неразумное решение. Или же очень смелое, caballero. Он показал Фриде фотокарточки Мана Рея[110], Атже[111] и Анри Картье-Брессона[112]. Жюльен прожил в Париже несколько лет, именно там он и собрал все работы великого француза Эжена Атже. Этот фотограф тронул Фриду до глубины души, он напомнил ей отца: педантичный, признающий только четкость, считающий себя не столько творцом, сколько ремесленником и свидетелем своей эпохи. Жюльену она рассказывает об отце Гильермо: профессиональный фотограф, чья скрупулезность граничит с маниакальностью, в детстве он обучил Фриду технике. Леви обожал рассматривать отцовские фотографии: «Фрида, это великий мастер, о котором еще не знают. Мексиканский Атже!»

Жюльен тоже фотографирует, Фрида поняла это во время неожиданной съемки: он заснял ее голой, с сигаретой во рту и полураспущенными черными локонами. Взмокшими и запутанными.

Диего никогда не рисовал ее голой. Муж изображал Фриду в красной коммунистической рубахе, в индейском платье, но чтобы голой – никогда. Хотя бывшую жену Лупе и даже Кристину он нарисовал полностью обнаженными, и это не считая сотен случайно встреченных созданий. Фрида всегда удивлялась почему. Из-за ее тела? Из-за того что грудь недостаточно аллегорична? А вот Жюльен Леви ни капли не сомневался.

Этим вечером состоялось открытие выставки – целое событие. Жюльен организовал коктейльную вечеринку: американцы и без коктейлей – где это видано? В Нью-Йорке раздается стук мексиканского сердца, преподнесенного на подносе, слышится перешептывание взрывоопасных красок. От впечатлений у Фриды голова идет кругом. Она неотразима, присутствует на всех вечеринках, но недолго, ищешь – а ее и след простыл. В глубине души она не готова лишать себя шика громогласных появлений, хочет быть вспышкой, отразившейся на сетчатке глаз знатных представителей светских кругов, но тело ее устает быстро, сопротивляться боли все труднее. Она проносится бурей и уходит уставшая, под покровом сплетен.

Через несколько месяцев состоится еще одна выставка картин Фриды в Париже, организатор – Андре Бретон[113], а потом еще одна в Лондоне! Ей тридцать один год (официально двадцать восемь лет), в Штатах она одна, но на этот раз не в бегах от горя-Риверы, теперь Фрида – объект желания этого маленького мира искусств. В прямом и переносном смысле. Она со всеми заигрывает, соблазняет за раз по три, пять, восемь поклонников, возбуждаясь от наэлектризованных разговоров, полных недомолвок; настоящая шлюха, она говорит громче всех, не скрывая акцента, обнажая свой английский, делая его сексуальным, насколько это возможно, приводит других в ужас, сирена с вызывающей мордашкой, проходя мимо, дотрагивается до руки, щек, губ, как ни в чем не бывало, многое обещает и заканчивает ночь с теми или другими, смотря каков будет ее каприз. Она пускает по ветру свою легенду, свою плохую репутацию. Каким же забавным выдался вечер в «Доме над водопадом»: Жюльен Леви привел Фриду туда и познакомил с одним из самых главных покупателей ее работ – господином Эдгаром Кауфманном. За ужином Фрида по очереди флиртовала с Леви, Кауфманном и его сыном, глубокой ночью эти трое столкнулись нос к носу на лестнице, что вела в комнату соблазнительницы. Gentlemen[114] было неловко. Награда досталась Жюльену Леви. Фрида украшает себя самыми красивыми платьями, толстые американцы думают, что она сбежала из цирка; в чем-то они правы, на выбранной вечеринке Фрида – вишенка на торте, все это веселит и пьянит.

Ей кажется, что она стала Диего.

Наконец-то.

После десяти лет, проведенных в тени огромного мужа, Фриде это все кажется смешным недоразумением. Нелепостью. Так вот что значит быть тобой, мой пузатый бог? Быть тем, о ком мечтаешь, кем восхищаешься, в ком души не чаешь, кого вербуешь, о чьей славе вздыхаешь. Тем, кто побеждает. Покоряет. Став тобой, я могу любить тебя и дальше, могу все понять, мы можем дышать одним воздухом.