Вечером, после «Вестей» и «Санта-Барбары» и по утрам гоняли предвыборные ролики. Задумчивая корова призывала голосовать за Ивана, лубочная Маня переживала, что милый теперь предпочитает ей яблоки. За Жирика последовательно агитировали Петр I, фельдмаршал Кутузов и академик Сахаров. Их счастье, что умерли. Всех переплюнула какая-то Партия экономической свободы. Про своего пахана спели нарочито похабно, видимо, специально для народа:
Везде беспредел. При таком раскладе, лет через десять зэки откажутся от фени и мата. И останутся единственными носителями литературного языка…
Про Мора старался не думать — но не получалось. Обрывками снов, чужими фразами — так и лез в голову. Видений больше не было, и я поймал себя однажды на том, что жалею. Точно было нечто, дверь какая-то приоткрылась — а потом вдруг пропало. И до сих пор был я почему-то уверен: найти все же первое издание… как смачно выговаривал Климов — «раритет»… Лувен, пятьсот шестнадцатый… и все, дело в шляпе; сразу бы я понял все и про самого себя, и про сэра Томаса Мора. Писать тоже не приходилось — да и негде было: дневник-то остался у меня на квартире, наверняка уже менты нашли, может, и прочитали… Почти никаких связей с внешним миром — телефон мой никто не знал; самому звонить было лень. Даже в аптеку пойти — лениво было…
Кашель теперь бил меня все чаще — нехороший, тяжелый, гнилой. Похоже было на то, что возвращается ко мне старый, еще в прошлую ходку на «Матросской тишине» поставленный диагноз — туберкулез. Ну что ж… Ремиссия длилась больше года — и то много для хроника вроде меня…
Однажды — спасибо телевизору — узнал про Киприадиса; в каких-то столичных «Вестях» показали сюжет, как нашли в Подмосковье целебную грязь. И тянутся туда люди в любую погоду, мажутся грязью — а потом чудесным образом выздоравливают. Только вот одно беспокоит население — слух о том, что грязь приватизировали. А значит, скоро поставят вокруг заборы, шлагбаумы — и прощай лечение.
Почерк Коляна ни с кем не спутаешь — и среди продажных журналюг были у него друзья. Я тут же прикинул, зачем понадобился «Тер-Абрамяну» этот сюжет: видно, Киприадис стал жадничать или дал денег меньше, чем обещал. Молодец, Колянище — что и говорить, дока в своем деле. И Тер-Абрамяном не зря назвался.
Я поинтересовался однажды — мол, Коля, на фига тебе такое сложное погоняло? Ведь не вышепчешь без стакана! Как же бизнес вести с таким вот… Иммануилом?
— Боря, ты дурак, — убежденно сказал Колян (я не обиделся — обижаться на него невозможно), — зацени великую силу правильного имени и пойми его власть над лохом. Ты думал, бля, почему этому Мавроди бабки несут — ведь как крысы за дудочкой тянутся, смотреть больно! А я скажу. Реклама тут вообще не при чем — все дело в фамилии. Зуб даю — был бы он Кныш или Писулькин — копейки бы не дали. А тут — МАВРОДИ! Чуешь, как звучит? А пахнет — чем? То-то! И мое погоняло рабочее — тоже грамотное. Во-первых, то ли еврейское, то ли армянское, да плюс еще «Тер» — ты прикинь, какой культурный шок у граждан: ага, у армяшки бабла полно — это раз! Жиденок — умный, это два. А то, что с такой фамилией живет и не чешется — это ого-го! Значит, непростой. Понял?
В пустой квартире Сени-Молотка голос раздавался отчетливо, эхо вторило, отражаясь от стен. И я ответил Коляну:
— Да понял я, понял — чего уж тут. Только ты уже не один умный. В окно выгляни — или вон, новости посмотри. Ты как назвался? Евреем, говоришь? С большой буквы и с приставочкой? А какие-то «братья» говорят, что они — дети Бога. Типа, Иисусы. И ведь — верят, Коля! Всему верят. А знаешь, почему? Люди заражены словами. Точней — именами. Имя все равно что бактерия. Есть заразы слабые: прозвучит — и сдохнет, даже не вспомнишь. А есть вроде чумы: услышишь раз — и будешь всю жизнь бредить. Так что твоя заслуга невелика — угадал ты со своим «Тер-Абрамяном» случайно. Попал. А мог и не попасть… Или вот — зачем ходить далеко — сказал один идиот: «грязь целебная» — и пошли люди, как свиньи, в лужу. Мир сдвинулся, Колян! Понимаешь? Ни одно имя уже не означает того, что раньше. Путано? Знаю, что путано. Нет имен, настоящих, которые соответствовали вещам, не осталось. Одни псевдонимы. Погоняла. Кликухи. И, короче, если так дальше пойдет — все запутаются. Ведь даже когда молодой приходит, его первым делам чему учат, Коля? Правильно — мастям нашим, названиям — кто фраер, кто — жиган, и далее, по эстафете. А теперь прикинь картину: жиганом может назваться любой лох. И — все, кранты. Конечно, можно будет со временем понять истинную его, так сказать, сучность. Но за это время сколько лажи случится? Вот так сейчас и происходит. Имена настоящие, реальные уходят со старыми ворами. А приходят — погоняла-заразы. И наступает, брат, целая эпидемия… Но главное даже не в этом…