Чернокнижник (СИ)

— Ладно, валяй, бабка. Но имей в виду — денег не дам.

Старуха усмехнулась (ох и не нравилось мне это; все больше и больше подозрений вызывала ведьма):

— Не нужны мне твои деньги, милый. Да и тебе они не нужны.

Она перебирала карты, то ли тасовала, то ли просто рассматривала, потом велела мне вытянуть одну. Положила передо мной, спросила: что видишь?

— А что тут видеть-то, бабуля? Придурок в колпаке и лосинах за ногу подвешен…

Старуха заглянула мне в глаза (до костей проняло — мурашки по коже — точно череп отодвинула и читает там) и стала говорить — медленно, спокойно, все тем же басовитым, почти мужским голосом.

— Точно пес неприкаянный, ходишь ты по земле — не знаешь куда, не понимаешь зачем. Висишь вниз головой, между мирами болтаешься, ищешь — найти не можешь. Судьбу свою не принимаешь, одних слов не слышишь, других не говоришь. Чужие книги читаешь, а свою не пишешь. Но жертва не будет напрасной — если себя уничтожишь. Свои страницы сожжешь, а чужие не тронешь. Слава придет с топором, а в тюрьме получишь свободу…

Старуха замолчала, закрыла глаза и повалилась назад. Я схватил ее за руки:

— Эй, бабуля, ты что?..

Вздрогнула — распрямилась. Обнажила зубы — открыла глаза — подмигнула — нагло, разбойничьи. Вот ведьма старая. Попросил:

— А можешь — то же самое, только попроще?

— Чего ж не мочь? — проворчала старуха. — Могу. Душу ты потерял. Умрет собака. А колдун — спасется. И ты воскреснешь. Если сумеешь…

Из всего этого бреда понял только одно — оставил каргу, кинулся — телефон, срочно. Набрал номер. Не успел спросить — Татка ответила сама, бесцветным каким-то голосом:

— Хорошо, что позвонил. А то я не знала, как тебя найти. Я в больницу ложусь. Собаку твою отвела обратно. Оставила там. К тебе на квартиру менты заходят. Сказали: присмотрят…

…Ночь. Снег. Такси. Тени бросались под колеса — уже это было; где? Когда? Не важно. Квартиру я открыл своим ключом. В темноте еще радостно залаял Жулик, прыгнул ко мне. Я включил свет. Нагнулся к нему. И тут услышал сзади:

— Стоять, руки за голову…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Декабрь 1995 года.

…Паучок. Маленький, серый. Вот он ползет. Куда? Ух ты! К моей шконке. Это — к вестям. Хорошим? А откуда они — хорошие? Но и плохих не жду.

Вернулся к хозяину — стало спокойней. Все, что весь последний год жизни рвало душу безумными скрипками, отступило. И сейчас — то сном выглядывало, а то проявлялось размытыми белыми строчками, точно книжку кто-то писал обо мне.

На Петровке меня приняли хорошо. С радостью приняли — прямо скажу. Пришли двое оперов, знакомых еще по прошлым моим делам.

— Боря, мы в удивлении! Ты — и книги?

— Это дебют.

— Ха! Ха-ха! Удачный у тебя дебют. На сто тысяч «у.е.», не меньше. Или — лет на десять-пятнадцать! Эх, Боря-Боря… Только ведь предыдущий срок закончился! Только встал, можно сказать, на путь исправления…

— А вы, гражданин оперативник, меня не совестите. Тут коллизия. Как по-вашему выходит: божья благодать на меня свалилась или дьявольское искушение?

— В смысле?

— Вот! Вы ж и не задумывались никогда! А я думал. Долго. Считай — весь год. Так и не придумал. Поэтому требуется услышать мнение людей, которых этот вопрос заинтересует искренне. Вас тут сколько? Пятеро. Вот и ответьте — нашел хранилище с книгами. Это — благодать Божья? Или — искушение дьявола?

— Ну, ты силен, Горелов!

— Демагог! В камеру его, пусть там агитирует!

— Да подожди ты, это ж Боря, мы ж его не первый срок знаем…

— Я тебе прямо скажу, Горелов: то, что заставляет воровать — точно не от Бога.

— А вот я сомневаюсь, граждане. Что есть искушение? Дьявольская провокация для обезумевшей порочной души. А разве язык повернется назвать так целое хранилище раритетов, которое будто с неба упало?

— Слышь, Вить, че несет — с неба упало… Нет, Горелов, не упало. Сам пошел, отмычку сделал, сам вскрыл хранилище, украл…

— Ау, граждане, разбейте понт, создайте обстановку! Вы еще и полслова у меня не спросили, а уже торопитесь с выводами. Я расскажу, как есть, в деталях — хранилище я вообще случайно нашел!..

…Да-да, вот так. Разговаривали. Общались. Активно — часа четыре. С точки зрения уголовного кодекса, разногласий в квалификации моих действий не возникло. Но мнения об искушении — благодати разошлись. Однако с тем, что устоять было невозможно, никто не спорил. Сделал для себя вывод: то, что я сижу в наручниках, а они, опера, — со свободными руками — дело случая. Могло, значит, быть и наоборот.