– Саит, бездельник, я покажу тебе сейчас, как давать глупые обещания!
Слыша это, матросы смеялись:
– Эко, наш Федор Федырыч Саидку алжирского приложил! Пущай сам в своей клетке и сидит тепереча!
Первым же залпом с русского флагмана на алжирском корабле вдребезги разнесло фор-стеньгу, щепками от которой тяжело ранило Саит-Али в подбородок и в шею. Сама же фок-мачта рухнула за борт.
– Без мачты, как без штанов! – смеялись матросы, дружно накатывая пушки после отдачи.
Кожу больно щипало от пота и порохового дыма.
Тем временем на избитой «Патроне» унесли вниз стонущего от боли Саит-Али. Потрясенный случившимся капитан «Патроны» почел за лучшее отвернуть за турецкую боевую линию.
Увидев столь быстрое бегство Саит-Али, капудан-паша был несказанно обрадован:
– Хваленый алжирец сбежал после первого же выстрела Ушак-паши, как может этот презренный трус быть в любимцах у султана! О, я расскажу падишаху, как постыдно вел себя алжирский шакал в решающий для Высокой Порты день! Теперь настал мой черед показать свою верность, и я ее покажу!
Прикрывая разбитую «Патрону», два корабля и два фрегата попытались, в свою очередь, отрезать отдалившийся от основных сил «Рождество Христово». Однако флагман Ушакова сумел не только отбиться, но и нанести врагу серьезные повреждения. Продолжал упорный бой лишь один линейный корабль под алжирским красным флагом. Однако к этому времени к «Рождеству Христову» спустились с ветра следовавшие за ним «Александр Невский», «Иоанн Предтеча» и «Федор Стратилат». Несколько дружных залпов – и упрямый алжирец, отвернул в сторону. Турки палили плохо, борта их не озарялись единым залпом, а только неравномерными вспышками.
Из донесения контр-адмирала Ушакова: «Передовые наши корабли, бывшие за мною, “Александр», “Предтеча” и “Федор Стратилат”, исполняя мое повеление, спустились от ветра, окружили передовых бегущих неприятельских кораблей и с великой живостью производили по них и вдоль всего флота беспрерывный огонь, а между тем корабль “Рождество Христово”, спустясь за корму “Федора Стратилата”, спешил приблизиться к бегущему в средину флота кораблю Саит-Али, дабы его не отпустить, и производил сильный огонь по оному и вдоль всего неприятельского флота, который от последующей за передовыми всей нашей линии был весьма разбит, замешен и стеснен так, что неприятельские корабли сами себя друг друга били своими выстрелами».
Вскоре боевая линия турок была разбита. Теперь каждое турецкое судно было предоставлено само себе. В суматохе и неразберихе, в непроглядном дыму турки все чаще били не по нашим кораблям, а по своим соседям. Это еще больше увеличивало неразбериху и панику. Многие, не испытывая более судьбу, ставили все паруса и бежали.
Большинство турок к этому времени не имело уже ни мачт, ни стеньг, ни рей. Паруса тоже были расстреляны. Больше всего досталось флагманам капудан-паши и Саит-Али.
Палубы турецких кораблей были завалены трупами и умирающими от ран. На флагмане ж капудан-паши было три сотни убитых и четыре сотни раненых.
Теперь нашим оставалось лишь пожать плоды еще одной победы и добить врага. Но, увы, наступившая темнота, а затем и наступившее безветрие спасли турок от полного разгрома и пленения.
На исходе дня, в половине девятого, Ушаков был вынужден прекратить погоню и стать на якорь.
Из донесения контр-адмирала Ушакова: «Наш же флот всею линиею передовыми и задними кораблями совсем его (турецкий флот
В полночь ветер снова задул. С «Рождества Христова» трижды ударила сигнальная пушка – сигнал сниматься с якоря и продолжать погоню.
На рассвете море оказалось пустым, было очевидно, что туркам удалось оторваться.
– Ничего страшного! – не терял присутствия духа Ушаков. – Мы следуем к Босфору и там всех беглецов перетопим! С разбитым рангоутом они не ходоки! Курс на Босфор!
В орудийных деках уставшие после боя матросы были веселы. Победа она есть победа!
– Пошел турка по шерсть, да вернулся сам стриженый! – обменивались впечатлениями.