Черновик человека

Сан-Франциско, свет от океана, боль и счастье. Ленин с теми, кто бьется головой об стену и целует кровавый след на штукатурке. С теми, кто ждет по вечерам звонка по телефону, который никогда не зазвонит. Ленин с теми, кто качается по утрам в автобусе, набившись как селедки, кто стоит у станка в полусне и теряет руку, замечтавшись. С теми, кто двумя пальцами залезает к себе в глотку, протискивает руку в глубь себя и вынимает сердце, чтобы разрезать его на строчки поэзии. Будда с теми, кто закапывает мертвых собак на человеческих кладбищах и оглашает ночь пронзительным воем, чтобы помянуть друга. Будда с теми, кого увозят в психушку за то, что он не отличает себя от зверя, которого бьют. Будда с теми, кому не дают читать стихи, кого бьют по голове дубинкой, а он вспоминает промежность отдающейся женщины и не чувствует силы ударов. Ленин, и Будда, и Маркс, и Франциск из Ассизи любят тебя, Джорджи, и я люблю тебя.

Поэты набиваются в комнату пестрой толпой, самый бородатый сворачивает косяк, это что, папироса мира, шутит Джоржди, и ему предлагают затянуться, он протягивает руку за косяком, но рука хватает пустоту. Он поднимает глаза: деревянный потолок отвесно спускается, превращается в пол. Так тихо за окном, может, он и не в городе вовсе. В деревне, что ли. В России. На даче. У себя дома.

У себя. Он прилег рядом с женой на кровати, вот что. И задремал. Он стар уже. И жена старая. Жена Валентина. Он поворачивается.

Жены нет.

Валя, зовет он. Молчание.

Он засовывает ноги в ботинки и нестойкими спросонья шагами отправляется в ванную. Там никого нет.

Другая комната. Никого.

Третья. Никого.

Он бежит на кухню, в прихожую, Валя, кричит он, Валя!

Скрип.

Скрипит входная дверь, покачиваясь от ветра. Черт, он забыл запереть.

Георгий Иванович хватает с вешалки Валино пальто и выбегает на улицу. Нога скользит в слякоти, он чуть не падает. Направо – лес. Налево – дорога. Куда она пошла?

Он бежит в лес. Может, она там платок обронила, может, ветки поломала, след оставила. Валентина, кричит он. Инна, отзывается лес.

Чащоба, глотатель жизней, ужас детства, людоед, как же я отыщу Валю здесь, как вырву из когтей людоеда. Валентина, кричит он, бежит. Нога цепляется за ветку – Георгий Иванович падает.

Он встает, отряхивается, поднимает с земли уроненное пальто. Вокруг – молчание, холод, голые ветви, смерть.

Может, она все же направо пошла. Боже, сделай, чтобы направо.

Он бежит по дороге. Мимо проносится автомобиль. Она могла попасть под колеса. Могла упасть в канаву. Боже, только не машина. Только не канава. Верни ее. Отдай. Не твое, не твое, не твое.

Добрый день, Георгий Иванович, бежите куда-то? Пробежка – это правильно, это полезн…

Валю ищу, Валя пропала. Вы не видели?

Кажется, проходил кто-то, пока я дверь запирала. Она, случайно, не в розовом?

В розовом! Куда она пошла?

Не знаю. Просто мимо проходила. Кажется, прямо пошла.

Григорий бежит. Из-под забора заходится ревом собака. Дорога уходит вниз, вправо. Еще немного, и по левую руку будет пруд.

Страшный пруд. Черная вода. Холодная вода. Боже, не в пруд, не в пруд. Он бросает пальто.

Двести метров до пруда. Сто пятьдесят до пруда. Сто метров до пруда. Пятьдесят до пруда. Кто-то в розовом стоит на берегу. Пусть это будет Валя. Пусть это будет Валя. Валя. Валя. Валя. Валя. Валя. Валя. Валя. Валя!

Женщина в розовом поворачивает голову. Лицо старухи:

Что тебе надо?

Валя, Валечка, любимая, как хорошо. Это я, твой муж, пошли домой, милая.

Отстань.

Снова смотрит на воду.

Валечка, ну что такое. Тут холодно, тебе одеться нужно, пойдем домой. Георгий Иванович почти плачет.

Он берет ее за руку и тянет за собой. Она вырывает руку.

Да что это такое, идем же, Валентина.

Он полуобнимает ее и пытается увлечь за собой. Жена пронзительно кричит.

Эй, ты чего делаешь? Мужчина и женщина в спортивных костюмах бегут к ним. Эй, мужик, оставь женщину в покое!

В метре от него они встают, руки в боки, ноги широко расставлены, брови сведены.

Да это моя жена, она ничего не понимает, говорит Георгий Иванович. По щеке бежит слеза.

При виде незнакомцев Валентина перестает его отталкивать. Она приникает к нему, прижимается. Он гладит ее по спине: видите, жена моя? Пойдем, Валечка.

Она позволяет взять себя за руку, робкими шажками следует за ним. Мужчина и женщина продолжают смотреть насупившись, недоверчиво.

Ой, а вы случайно не Георгий Иванович, поэт, вдруг говорит женщина. Ой, ну надо же, я ваши стихи очень любила.

Он только машет рукой, отстаньте, мол.

Георгий Иванович и Валя идут дальше, останавливаются каждые десять метров. Пальто все еще лежит на дороге. Он поднимает его, отряхивает, набрасывает Вале на плечи.

Только бы никого не встретить, только бы без расспросов. Дойти бы одним до дома. До дома. Одним. Без расспросов.

Они доходят. Георгий запирает за собой дверь и кладет ключ в карман. Садись, дорогая, я чайник поставлю. Валентина опускается в плетеное кресло. Она молчит, опустив глаза.