Чернозём

Дождик прыснул резко и неожиданно. У него косая чёлочка, которая едко падает за воротник. Такой дождь идёт только на кладбище. Земля тут же размякла и меж её расставленных глиняных ног потекли возбужденные струйки. Мы шлёпали по ним ещё несколько минут, пока Сырок не вывел к деревянной беседке, где рабочие хранили свой инвентарь. Там у разожженного в мангале огня грелось несколько человек. Среди них я сразу же узнал того загадочного интеллигента с партийного собрания.

- Здравствуй, - поздоровался он с Сырком и покосился на меня, - это... с тобой?

- Порядочный человек. Он в курсе происходящего, - Сырок повернулся ко мне, - ты посиди пока до поры до времени с господами, а мы с товарищем кое-что обсудим.

Сырок оставил меня в компании бездомных, а сам отошёл с другом под дождь, где они что-то долго и резко обсуждали. Причём взмахивал руками и повышал голос, который всё равно прибивал к земле дождь, вовсе не Сырок, а человек с удивлённым аристократическим лицом.

Бездомные не обратили особого внимания на пришельцев, а тянули озябшие руки к огню. От них не воняло потом и испражнениями, и они казались чище, чем мысли о них. Осевшие, как старенькое надгробие, лица. Жёсткая, задубелая кожа защищена многими слоями одежды, как капуста. Я достал купленную бутылку водки и молча протянул её бездомным. Они покивали в знак благодарности, разогрелись и принялись осторожно, как будто им досталось величайшее сокровище мира, разливать алкоголь по кружкам. И только один бомж, у которого синька ещё не украла пронзительный ясный взгляд, аккуратно наливав водку в гранёный стакан, громко и чётко сказал:

- Спасибо, сынок за огненную воду. Лучшее лекарство от простуды. И день сегодня памятный.

- Это какой?

- Вчера была пятница, значит ныне - суббота, а завтра - Петров день, следовательно - поминаем усопших.

Мокрый ветерок забрался под куртку и пробежался по позвоночнику:

- Ну да, холодно тут у вас, зато спокойно.

Мужчина, выпив ещё немного, крякнул от удовольствия:

- Сразу видно - никогда ты ночью здесь не был.

- Что, призраки? Приведения?

Он простужено засмеялся:

- Какие призраки!? Тута призраков нет. Какие призраки на русском кладбище? За такие представления надо по спине батогами бить. Нет... вандалы заберутся, надгробия разрисуют, молодёжь дурная напьётся, попрошайки, грабители, цыгане. Бандитов знаешь сколько? Это же хлебное место, здесь каждый покойник прибыль даёт. А по ночам сюда ещё полиция приезжает. Они вместо того, чтобы патрулировать улицы, загоняют машину в укромный уголок и там спят своё дежурство.

Бездомного звали Лёша, который раньше был учителем математики. К моему удивлению он больше не налил себе водки, из-за остатков которой уже препирались его собратья не несчастью. Зато он стал рассказывать дивные совсем не кабацкие истории:

- Бомжи тоже бывают разными. Кто-то опускается, не следит за собой, надирается до чёртиков, режет по пьяни собутыльников. Полно таких мелких людишек, а есть люди, которым просто нравится так жить. Они достаточно опрятны, от них не пахнет. У них чаще всего есть дом и даже кое-какие сбережения, и пусть они ничуть не стесняются, чешут при всех седалищные щёки, но они не воняют так трупно...

- Погоди, - перебил я, - откуда ты знаешь про седалищные щёки?

- Да вон же, - Лёша махнул в сумрак, - твой знакомый, что с нами живёт и рассказал.

- А как его зовут, не знаешь?

- Он своего имени не называл, да и зачем? Мы его рассказчиком, баюном, толкователем зовём... как угодно. Любит он истории травить.

- Это какие?

- Да разные! Про английские неприступные палаты, где гремит на цепи Золотой Змий и пирует царь Ирод-капитал со своими князьями и старшинами... Про огненное восхищение, куличневый дух... как озарит розовый свет благоуханную Рассею... я всё не упомню, хотя даром что память хорошая была, арифметическая!

- Не верится как-то...

- Да чтоб тебя! Вот только что убеждал нас, что на русском кладбище никакой смерти и нет. Говорит, тут тёплые, скрипящие сосны, влажные деревянные крестики, терпкий бурьян, сладкие конфеты... сейчас припомню... одиночество липовых аллей, и купол маленькой часовенки, сверкающей, как яичко ко Христову дню. Я здесь живу - всё так! Только не сказал товарищ, что во время похорон тут гадко. Как будто подселяют в коммуналку мертвеца. Потому и пьём! Да! Но ведь знаешь... костей тут давно нет никаких. Нету!

Я наклонился поближе к бездомному и спросил:

- Почему здесь нет костей?

Он хотел было ещё хлебнуть огненной воды, но только горько ответил:

- Нету здесь на кладбище наших сахарных косточек.

- НУ!?

- Потому что рассосала их земля. Как леденец. Сладкий-пресладкий... Готовится она к чему-то, силы собирает. Скоро и меня рассосут, немножко мне осталось. Я не чувствую, рассчитал это, ведь не зря цифрам обучался.