Черные дельфины

Море сливалось с небом в сплошной металлический лист, которым в театре имитируют раскаты грома. Рождался пасмурный день. Зато кашель в Сочи сразу прошёл — Инге стало намного легче. Наполненный морской солью воздух подействовал как ингаляции.

Инга лежала на широкой кровати и листала блокнот Штейна — из тех, что она не успела прочитать, и потому запихнула в сумку вчера утром.

Вчера! Всего лишь двадцать часов назад была совсем другая жизнь. Моя дочь, мои друзья, моя квартира, мои вещи. Теперь всё это перечёркнуто пропастью — вчера. Пустынный вид из окна, и я в казённом халате. Оказалось, что есть только я — всё остальное было иллюзией.

Видимо, к концу расследования эмоции захватили Олега, и он чувствовал потребность высказаться, но поделиться с кем-то боялся. Боялся, что подвергнет этого человека риску. Последние три тетради — это был уже настоящий дневник. Дневник человека, идущего по следу преступников и ведущего счёт своим дням, часам, минутам. Размышления о жизни перемежались с вычислениями, выдержками из книг, списком дел. Штейн писал своим заострённым почерком:

«23.02.

Перед „пробуждением“ необходимо выполнить последнее задание: отказаться от материальных ценностей — освободиться от самых крепких пут этого мира. Это тонкое место: малейшее неверное слово — и жертва почувствует подвох. Чтобы не вызвать подозрений, Комраков имитирует некую благотворительность — предлагает завещать своё имущество или перевести деньги на счёт нуждающемуся. Его роль всегда исполняет Трифонов. Зачем Комраков выбрал человека, так похожего на него? — Выяснить»

«02.03.

Комраков сказал ей, что Христос — тоже самоубийца: ведь Он знал, что идёт на смерть. Я тогда растерялся — так и не смог ничего ответить, не успел. Но теперь понял поступок Христа — не самоубийство, а высшее проявление любви. Если любимый человек в опасности — ты спасёшь его, даже если знаешь, что погибнешь сам. Вот что Он сделал. А я зачем лезу на рожон, если сына уже не спасу? Да и спасу ли кого-то из этих людей? Если удастся помочь хоть одному — это будет моё искупление. Бог мне ничего не должен, но верю: если вытащу кого-то отсюда, то и Бог вытащит моего сына из ада. Ведь пока меня не было рядом, Он был с ним.

Не поддавайся искушению, помни о любви!» — последняя строчка подчеркнута двумя линиями.

Бедный мой Олег, наивный Дон Кихот! Никого ты не спас, даже себя! О какой любви ты говоришь, если твоя мать за квартиру готова признать тебя сумасшедшим? Если никто из твоих женщин уже не оплакивает тебя? Где эта любовь, если Катя, столько раз повторявшая «обожаю», теперь с тем же восторгом смотрит на чужую женщину?

Ингу охватил панический приступ одиночества. Такое было с ней лишь раз, в детстве, когда они жили в Марокко (был Египет, нет?). Родители повезли её на экскурсию в пустыню покататься на верблюдах и посмотреть на закат над песками.

Пока взрослые возились с фатта, Инга изучала горизонт. Он не был твёрдым, а колыхался и ходил волнами. Вдруг среди дальних барханов она увидела блестящую полоску голубой воды. Отец много рассказывал ей о миражах, Инга представляла их как туманные призраки над землей, а озеро вдали было чётким, настоящим. От жары и колкого песочного ветра ей уже давно не терпелось искупаться, и она побежала в сторону воды. Она не помнила, сколько шла, но полоска воды не приближалась, а таяла и таяла, пока не испарилась.

Инга осмотрелась — ни шатров, ни верблюдов. Она не помнила, откуда пришла — всё было одинаковым — жёлто-серые холмы, а песок такой зыбучий, что остались только совсем недавние следы — на три метра назад.

От страха заболела голова, и одна острая мысль колотилась в висках: «Значит, вот как умирает человек — совсем один!»

Это давнее воспоминание вдруг вернулось сейчас и не отпускало. Вокруг были люди — туристы, служащие гостиницы — тот же мираж, убаюкивающий её со всех сторон, но грозящий растаять при малейшей попытке протянуть к нему руку. Инга, вопреки предупреждению Архарова открыла мессенджер. Ей никто не писал, кроме Харона. В новом сообщении от него была ссылка на видео: клип Далиды Salma Ya Salama. Инга слушала и уже не удивлялась тому, как совпадали слова с её чувствами: