Черные дельфины

Сын Олега покончил с собой, сам Штейн при этом не только фотографировал самоубийц, но и встречался с ними перед их смертью. Неужели именно он уговаривал людей на суицид? Какова была его цель? Заработать денег? Ни в коем случае. Получить власть над человеческим сознанием? Для этого Олег был слишком свободен. Понять поступок сына? Или Олег заразился от него этим мрачным влечением? Что произошло с Лёней Постниковым на самом деле? И что произошло с самим Олегом? Кто такой Павел Трифонов — наследник и Адлера, и Малышева? Мне просто необходим ещё один разговор с Постниковой. Может быть, Ольга, увидев, что за «клиентка» к ней пожаловала, не выгонит меня — не станет устраивать сцен на работе.

Инга перешла дорогу и направилась к салону. Дверь «Офелии» распахнулась и, на ходу надевая кепку, из неё вышел тот самый мужчина с веранды «Кофемафии». Инга отпрянула, шмыгнула в подворотню. Мужчина отошёл от салона на пару шагов, остановился, оглянулся. Инга осторожно выглянула из своего укрытия. Он задумчиво смотрел на вывеску, задрав голову.

Но ведь я его знаю. Мясистый нос, глубоко посаженные водянистые глаза. Я помню его мимику, опущенные вниз уголки губ. Откуда?

— Ещё один самоубийца, — вдруг сказал он вслух. Хмыкнул и закурил, пряча зажигалку от ветра в кулаке. При звуке его голоса Инга вспомнила. Она посмотрела на удаляющуюся спину своего преследователя и сделала несколько шагов в глубь подворотни. Она была одна в старом московском дворике. Посередине давно не крашенной детской площадки скрипела каруселька. Инга села на одно из ободранных сидений. Она устала. Как же она устала. В кармане уже давно вибрировал телефон. Инга заставила себя ответить.

— Встретился я с этим Трифоновым, — без вступлений начал Эдик. — И скажу тебе, это кладезь информации. Хотя пришлось на него поднажать.

— А я только что видела нашего давешнего преследователя, — ответила Инга. — И не поверишь, где: он вышел из салона, в котором работает Постникова! Но главное, Эдик, я вспомнила, где я видела его раньше! Пару месяцев назад на вернисаже с Олегом! Голос, движения, ухмылка — это точно был он. Этот тип был на фуршете, только одетый совершенно по-другому. Около фотографии статуи Ленина, которую арканом стаскивают с постамента, сказал прямо над моим ухом: «Как похоже на самоубийство!» Я запомнила, потому что действительно было похоже: у памятника на шее была петля.

— Так, а что ты сама делаешь рядом с Постниковой?

Инга молчала.

— Можешь не отвечать, я и так понимаю, что, — сказал он наконец. — Ты ещё и одна, правильно?

— У меня тут Костик недалеко для подстраховки.

— Градова, ты хоть понимаешь, в какое опасное дело ты влезла? — зло спросил Эдик.

— Я давным-давно не Градова, — рявкнула Инга. Ей не нравилось, что её отчитывали как подростка. Но в этот момент она именно так себя и чувствовала. — Я очень благодарна тебе за помощь, но не надо пасти меня, ладно?

— Давай я тебе расскажу, если тебе вдруг непонятно, — сказал Эдик, игнорируя её замечание, — про Трифонова. Я выяснил адрес его съёмной квартиры и нагрянул к нему. Тощий. Скользкий. Лет сорок: чёрная водолазка, залысины. Актёр в каком-то провинциальном театре, непризнанный гений. Сначала извивался как уж, потом признался во всём. С год назад его нанял какой-то человек. Попросил, как Трифонов выразился, сыграть роль. С Адлером он познакомился на форуме ВИЧ-инфицированных и прикинулся умирающим от СПИДа гомосексуалистом. Далее всё просто: Адлер, составляя завещание, деньги оставляет ему. Надо только явиться на оглашение, а потом — в банк. Я вытряс из него информацию: сумма была немаленькая, около двадцати миллионов.

— Трифонов также был единственным наследником Малышева.

— Откуда знаешь?

— Была в офисе у Малышева. Там было поменьше — четыре миллиона с копейками.