Черные дельфины

— Этот червь ничего не сказал мне про Малышева. Он сильно напуган после моего визита и точно побежит к своему хозяину. Единственное — он сказал, что у него нет с ним обратной связи. «Хозяин» всегда связывался с ним сам и каждый раз с новых аккаунтов и адресов. Плату за исполнение «роли» тоже переводил безналом. Я ему не рекомендовал жаловаться. Попугал немного: вдруг его таинственный «хозяин» сочтёт его теперь опасным и решит устранить. Надеюсь, Трифонов задумался над этим.

— Да, я по уши в этом дерьме, но я не могу сидеть на месте.

— Я беспокоюсь за тебя… чтобы ты понимала.

— Я понимаю. Лучше послушай: одна из коллег Малышева видела, как тот обедал с Олегом незадолго до своей смерти. Это точно был он. Она опознала его по фотографии. Эдик, неужели Олег был членом этой банды? Ясно, что они делают это ради денег. Но Олег… поверить не могу. Эдик, зачем? Я знала его всю жизнь. Он не мог… просто не мог.

— Он был настоящим художником, — задумчиво сказал Эдик, — нет ничего сильнее фотографии, сделанной в момент трагедии. Когда это не постановка, не фейк. Я не думаю, что Олег был главарём. Я думаю, его влекла смерть. Вот чем они его заманили. А потом он стал им чем-то опасен, и они помогли ему уйти доступным им способом. К тому же я уверен, что человеком, с которым общался Трифонов, был не Олег. Это был Харон.

Глава 13

За два года до описываемых событий

26.04.

— Никто не заметил, кажется, проскочили. — Харон прислонился к пыльной стене, сорвал бандану, натянутую на нос, закрыл глаза.

— Смотри, в коридоре светится что-то. Охрана?

Хит двигался суетливо и оттого неосторожно.

— Это с улицы, фонарь. — Харон не посмотрел в его сторону. Лицо его смягчилось. — Дыши спокойно, дальше безопасно. Здесь они не проверяют, сами боятся.

— Боятся?

Харон умиротворённо кивнул. Захрустело стекло.

— Чёрт! Колбы какие-то…

— Слишком много тревоги. Это ни к чему, Хит. Не сможешь перейти черту.

Хит отвернулся и замолк.

Харон вытащил телефон и медленно повёл лучом вдоль облупившихся стен. В полосу света попадали предметы: открытая пасть упавшей центрифуги, распухшие порыжевшие тетради на столах, замутненные пробирки, сколотые эмалированные тазы, тряпье, бумажки — всё под слоём ржавой пыли и мелких хлопьев извёстки.

— И что здесь было?

— Бонринский институт экспериментальной ветеринарии.

— Эксперименты над животными ставили?

— Именно. Они тут до сих пор валяются. Их трупы заспиртованные, в банках.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Хочешь, покажу?

— Не хочу.

— Что, испугался? Или ты за то, чтоб «ни одно животное не пострадало»?

— Не, противно просто.

— Ты в Кунсткамере когда-нибудь был?

— Давно, ещё в школе, нас в Питер на каникулы возили. А в этом кабинете их нет?

— В этом — нет.

Хит поднял с пола открытку и поднёс к свету: космонавт в красном скафандре везёт ёлку на красной ракете, за ним тревожно-синее небо в звёздной крупе, «СССР» на белом шлеме, «С Новым годом!» по нижнему краю.

Харон усмехнулся:

— Сколько старых домов я облазил, везде нахожу эти вещи: советские открытки, дерматиновые кресла, полосатые матрасы и кастрюли в цветочек. Такой вот культурный слой! От кого-то остались статуи, монеты, копья и украшения, сосуды из-под вина на худой конец. А от нас вот это кондовое барахло.

Хит осмелел и тоже стал шарить фонариком по углам.

— Твою ж мать! Там что-то… — Его телефон звонко брякнулся в эмалированный таз, съехал на дно и уставил глаз фонаря в потолок. Стало светлее.

Из-за кучи книг на столе выглядывало нечто пыльное, зелёное, очень напоминающее раздавленный череп. Большие круглые глаза, гофрированный шланг вместо носа и рта.

— Настоящий пионер всегда готов к команде «Газы!» — Харон изобразил хриплым шёпотом командный голос. — Тебе разве не преподавали гражданскую оборону?

Хит раздражённо смахнул противогаз в угол.

— Ладно, не злись, — Харон перестал улыбаться, — посмотри вокруг и подумай! Что это всё напоминает?

— Без понятия, — буркнул Хит.

— Заброшенное здание похоже на разлагающийся труп. Сначала останавливается кровообращение — обрубаются все коммуникации — ток, вода в трубах. Потом высыхают глаза — бьются стекла в окнах. — Тут он оживился. — Тебя не удивляло? Пока дом живёт, все окна целые. А в заброшенных стёкла бьются почти сразу. На моей улице пятиэтажку выселили, перед сносом ни одного целого не осталось. Как так?

Харон блаженно вздохнул и продолжил:

— Потому что это всё оболочки, понимаешь? Кажется, жизнь такая эфемерная, но именно на ней все держится. Стоит ей покинуть тело — всё тут же разрушается и гниет.

— Как думаешь, их сильно мучили? — вдруг спросил Хит.

— Кого?

— Животных. В этой лаборатории. Облучали? Болезнями заражали?

— Ты можешь не отвлекаться? Сейчас важный этап, между прочим. А ты меня не слушаешь совсем.

— Прости, я думал, мы просто болтаем.

Харон недовольно хмыкнул, стряхнул грязь с кресла, сел. Кивнул головой на соседний стул. Хит брезгливо вытер сиденье рукавом и примостился на краешке. Мелкий ветер шуршал в липах над окном. Далеко гудело шоссе.