— Да, наверное. Но стоило нам пару раз поговорить, и я уже знал, она — мой человек. Страстей я не ищу, ты знаешь, больше всего ценю понимание.
Голос его излучал такой жаркий свет, что у Инги в глазах все померкло. Она ослепла и зацепилась носком за торчавший из земли корень. Сергей удержал её, подхватив за локоть.
— Не ушиблась? — и приобнял своими родными чужими руками. Инга отстранилась, опираясь о стволы и низкие ветки, как о перила.
— Пойдём сядем у нашей ивы, — предложил Сергей.
Инга ощущала холодную тишину реки и сырой запах рогоза, но по-прежнему ничего не видела. Они сели на поваленное дерево. Кефир уткнулся носом в её колени и стал лизать ей пальцы. Она ласково отпихивала его морду.
— Как ты? Проходит?
— Да, — поспешно кивнула она в противоположную сторону. — Я так за тебя рада!
— Спасибо! Мне это очень важно, потому что теперь я больше всего боюсь потерять связь…
— Ты не потеряешь, поверь!
— Правда? Катя для меня на первом месте, ты же знаешь. К чему я все это веду… Дело в том, что я хотел бы их познакомить. Ты мне поможешь?
— Кого? — Инга начала прозревать, небо над противоположным берегом казалось зелёным.
— Мою Дашу с Катей. Я поэтому так волновался. Катино отношение зависит от того, как ты это воспримешь.
— А вот с этим не надо торопиться, — сказала она резко, не успев сдержать себя. — Ты ещё сам не определился, нечего вовлекать ребёнка, да ещё в таком сложном возрасте!
— Я уже всё решил, — тихо, но твердо сказал он. — Даша через месяц переезжает ко мне. Я хотел всё рассказать Кате до этого момента. Просто поставить её перед фактом будет неправильно.
— Скоро стемнеет, надо ехать.
— Ещё совсем светло. Так что ты скажешь?
— Я уже всё сказала. Тебе я желаю всяческого счастья с этой твоей новой…
— Дашей. А что по поводу Кати?
— Повторяю: пока рано. Ты окончательно определись сначала, нечего её знакомить с каждой твоей девицей!
Инга поднялась. Сергей не стал её удерживать и не отправился следом. Он знал: если настаивать, будет только хуже.
— Я ещё побуду тут, вы пока собирайтесь.
Кефир рванулся за Ингой, радостно обогнал её, но потом понуро затрусил к хозяину.
Инга двигалась почти на ощупь. Небо, облака, листва, ветки, тропинка — она различала их очертания, но ещё не могла сложить в единую картину, соотнести расстояние, ощутить объем и глубину. Кто-то обхватил её плечи и помог идти. Инга узнала горький одеколон и терпкость дорогого табака для курительной трубки.
— Пап! — Инга вздохнула и оперлась на его руку.
— Сильный приступ?
Она кивнула.
— Как ты догадался?
— Не то чтобы предвидел, но подозревал. Кое-что понял по тону Сергея и почувствовал, как это скажется на тебе. Хорошая моя девочка, хочешь, расскажу твою любимую историю про море?
— Спасибо! Пока не так плохо, побережём сильнодействующее лекарство на крайний случай. — Она вымученно улыбнулась. — Сейчас вижу гораздо чётче.
— Осторожней, здесь много корней. Мне иногда кажется, что это дерево отползает к реке. Каждый год оно всё дальше от дороги. Поэтому и корни торчат, будто конечности, с помощью которых оно движется. Знаешь, что-то подобное я видел в Аокигахаре. Там почти все деревья словно блуждают, раскидывая в стороны свои корни, как осьминог — щупальца.
— Тот самый лес самоубийц?
— Почему самоубийц? Там все токийцы гуляют, устраивают пикники. Оттуда можно подняться на Фудзи.
— А ты видел тела?
— Что ты! Они все в глубине леса. Мы не сходили с дорожки. Там всюду предупреждающие таблички, и сами заросли огорожены. Говорят, даже камеры стоят. Углубиться в чащу не даст охрана. Хотя те, кому надо, как-то умудряются ускользнуть.
— Почему они уходят из жизни именно в этом лесу, как думаешь? Мистика места? Природная аномалия?
— Не думаю. Тишина там и правда невероятная, нигде больше такой я не ощущал. Но это всё из-за особенностей рельефа: там множество провалов и пещер, да и сами растения такие густые — все звуки моментально поглощаются. Аномалия с компасом тоже объясняется вполне научно: под лесом залежи железных руд, вот показания и сбиваются.
— Неужели в нём нет ничего особенного?
— Место, конечно, мрачное, глухое, местами непроходимое. В голодные времена японцы оставляли в нём своих престарелых родителей или детей, которых были не в состоянии кормить — в таком дремучем лесу они не могли разыскать дорогу домой.
— Ужас! Хладнокровная азиатская жестокость!
— Не торопись вешать ярлыки. И мы, европейцы, когда-то поступали не лучше. Вспомни сказки про мальчика-с-пальчика или пряничную избушку.
— Получается всё-таки, что история у леса нечистая.