Черные дельфины

— Тут дело в другом. Все эти суеверия основаны на том же психологическом механизме, что ипохондрия. Стоит человеку прочитать о какой-то болезни, как он тут же начинает ощущать её симптомы. Страдали люди Эдиповым комплексом до того, как его придумал Фрейд? Задумывались о самоубийстве в Аокигахаре, если бы не прослышали о его легенде? Всегда проще свалить вину на мистику, духов, чьё-то влияние, чем признать собственные ошибки и разобраться в причинах своих страшных влечений.

— Значит, ты все-таки признаёшь внешнее воздействие? Чьё-то почти гипнотическое внушение?

— Да, но не в том романтическом смысле, который ты в это вкладываешь. Это не магия, не гипноз, а старая проверенная игра на слабостях. Этим легко манипулировать, чем, собственно, многие и пользуются. Помнишь, как в песне Лисы Алисы и Кота Базилио, которую ты в детстве часто распевала: «На жадину не нужен нож — ему покажешь медный грош и делай с ним что хошь!» Посули страдающему избавление от боли, пообещай бедному богатство, одинокому — любовь, и всё! Человек пойдёт за тобой куда угодно.

Так и есть! Никаких особенных техник Харон не применяет. Он всего лишь играет на людских слабостях. Чем же я выдала себя? Какую слабость позволила ему использовать? Потребность в жалости и страх перед одиночеством — вот что я испытывала весь этот месяц. Тогда у Эдика и теперь с Сергеем. Они отразились даже в переписке Суховой. Этим Харон вовлекает меня в свою игру. Что ж, пора перевести действие на его поле, надо спровоцировать его на ошибку.

— Спасибо, пап! — Инга похлопала его по плечу. Силы вернулись к ней, теперь она ясно видела дорогу.

* * *

— Меня в её честь и назвали, хотя это нехорошая примета. Сейчас особенно много об этом думаю. Страшно. Но не менять же имя в тридцать лет, как считаете?

Племянница Ирины Скворец — пожилой учительницы, которая сожгла себя заживо, говорила торопливо, оглядывалась по сторонам, словно высматривала среди пасущихся на площадке детей своего. Вид у неё был немного неопрятный, модный маникюр только подчеркивал неухоженность обветренных рук.

— Вы не волнуйтесь, успеете забрать сына из сада. У меня всего пара вопросов, — сказала Инга.

— Знаете, как только представлю, что сейчас придётся всё это в подробностях вспоминать! Эти прожжённые следы на траве. И опознание. После всего я просто не выношу запах жареной отбивной. Вообще мясо перестала есть, только в котлетах. Поэтому никому из журналистов я интервью про это не давала. Меня спрашивали для криминальной сводки — всё-таки смерть жуткая, необычная, — я отказывалась.

— Я хотела поговорить с вами совсем о другом.

— Вот и я удивилась. Вам-то к чему об этом писать. Вы же вроде совсем из другой сферы. Кстати, почему вы «QQ» забросили? Я проверяла — уже давно никаких новых статей.

Надо бы создать фешен-блог под своим именем и дать Дэну возможность там развернуться. Вон какой спрос! Постил бы свои мастер-классы и статьи из журналов. Может пригодиться, чтобы завоевать доверие свидетелей.

— Я задумала написать очерк о незаметных, но незаменимых профессионалах. Ведь у Ирины Анатольевны такой стаж работы, столько премий и грамот, звание учителя года Нагатинского района. Она оставила вам какие-нибудь свои записи, дневники? Компьютер, может быть?

— Наверное, что-то и оставляла. Но мне ничего не досталось. Новый жилец сразу после похорон вселился, замки поменял. Компьютер наверняка присвоил, а все её вещи — всё, что там могло быть, давно уж выбросил.

Вселился сразу после похорон, поменял замки — с той же поспешностью, что и Постникова! Какие же они все одинаковые. Но какое право имел арендатор распоряжаться в чужой квартире чужим имуществом?

— Значит, вы сдали тётину квартиру? И как же он без вашего разрешения всё это провернул?

— Не я сдавала, а хозяин квартиры. Вообще-то, это их с дядей Борей квартира была, но после её смерти оказалось, что она давно её кому-то отписала.

— То есть как это? Кому?