Черные дельфины

— Нет, нет, вы должны понять меня. У меня нет сил. И потом, какое право я имею впутывать вас? Олег так страшно ушёл…

— Но я не поверила в самоубийство Олега с самого начала. У меня так бывает: сдвину дело с мёртвой точки, а потом сама не могу остановить. Оно мчится на меня, как вагон с пригорка, и чувствую — скоро раздавит! — призналась Инга с некоторым облегчением: она не ожидала, что Ольга окажется на её стороне. — Пожалуйста, расскажите мне всё: про Лёню, как он попал в эту группу, про Олега. Если вам это будет не очень тяжело…

— Будет тяжело, — ответила она отрешённо, — но я расскажу вам. В каком-то смысле это и моя вина. С чего же начать? — Ольга растерянно посмотрела по сторонам. — Эмма Эдуардовна, наверное, думает, что я сюда переехала поскорее, чтобы квартиру за собой застолбить, чтобы ей не досталось? Если б она только знала, как страшно мне было возвращаться в прежний дом! В ту комнату, где я нашла его…

Она замолчала. Инга села чуть ближе, Ольга слегка отстранилась:

— Не бойтесь. Слёз не будет, их больше не осталось — это ещё хуже. Олег оставил мне эту квартиру, чтобы я не жила среди страшных воспоминаний. Сначала он хотел, чтобы я сразу сюда переехала, а потом решил: лучше это сделать после расследования. Иначе Харон мог вычислить, кем Олег приходится Лёне. Завещание Штейн составил на всякий случай. Никто из нас почему-то не допускал мысли, что они его поймают раньше, чем он их. К тому же с его стороны это была такая почти юношеская месть своей матери. Вы наверняка эту историю знаете. Как Эмма Эдуардовна ушла от профессора к актёру, да ещё и родила от него Лизу. Не оставила никаких шансов на воссоединение с отцом, которого Штейн обожал. Я что-то путано рассказываю: перескакиваю с места на место. Лучше спрашивайте.

— Хорошо. Расскажите о Лёне. Почему Олег так долго скрывал его от всех, даже близких друзей и тем более от своей матери?

— Понимаете… Олег узнал о том, что у него есть сын, только после Лёнечкиной смерти. При жизни они не встречались. Это, конечно, я виновата. Но Олег и сам не хотел… Когда я забеременела и всё ему рассказала, он был категорически против ребёнка, убеждал меня, что нам ещё рано заводить семью, взваливать на себя столько забот. Настаивал на аборте. А я отказалась. Ведь в нём жила частица Олега! Деньги, что мне Штейн всучил на врача, я на книжку положила — для ребёнка. Решила, пусть останется ему хоть что-то от отца. Олег тогда дал много денег — лишь бы от меня поскорее отделаться. Потом я родила. Лёнечка рос болезненным, хилым, простуды по восемь раз за год — пришлось оставить институт и вообще всякие мысли о театре. Я решила, что это к лучшему — не хотела случайно столкнуться с Олегом или его компанией. Устроилась гримёршей. Всё свободное время — с сыном. Так и жили.

— Как Лёня оказался в группе смерти?

— Началось с того, что он захотел поступить в театральный. Он был у меня очень нежный, ранимый и при этом гордый. С таким характером об этом ремесле и думать нечего! Актёр должен быть пластичным, терпеливым, покорным до самозабвения. Поэтому я настояла, чтобы Лёня сначала выучился нормальной профессии. Он продержался два года на экономическом, а потом бросил, стал готовиться к прослушиваниям. Три лета подряд поступал — никуда не прошёл дальше второго тура. И всякий раз такие истерики — я боялась из дома уйти, оставить его одного. Он был очень импульсивным. Но тогда всё обошлось. Как мне казалось. У него появился приятель, серьёзный, основательный, заинтересовал Лёню философией. Мысли о кино сын оставил — и я обрадовалась. Дура! Это и был Харон!

— Вы его видели? Он приходил к вам домой?

— Нет, никогда. Всё по рассказам сына. Правда, Лёня со мной мало делился — не мог простить мне материнского занудства, — Ольга печально улыбнулась, — что я его не поддержала, не помогла с театральным.

— И все это время Лёня нигде не учился и не работал?

— Нет. Только хобби — видеоролики снимал. Я видела несколько: талантливо, но мрачно. Я устроилась в несколько салонов, стала неплохо зарабатывать. У Лёни был счёт в банке — те самые деньги, что Олег дал, и я всё это время откладывала понемногу, набежало около пятнадцати тысяч долларов. С них и начались подозрения. Потом. Уже после. Я случайно обнаружила, что за неделю до смерти Лёня снял всю сумму. Проверила его телефон — и нашла там очень странные сообщения от этого Харонa.

— Что вам сказали в полиции?

— Сказали: умер от передозировки лекарствами, а деньги скорее всего на наркотики потратил. Но Лёня не был наркоманом, это я точно знаю. Если бы наркотики, он снимал бы деньги постепенно, а не всё сразу, да ещё за неделю до смерти. Но они ничего не хотели слушать. Вот, говорят, экспертиза: в крови наркотики. Добавили ещё, мол, воспитывать детей, мамаша, надо построже… — Голос Ольги опять дрожал.

— Тогда вы обратились к Штейну?