А кто-то — видеоклип, снятый в заброшенном Бонринском ветеринарном институте. Ракурсы для съёмки были подобраны профессионально, всё сделано в одном стиле, очень атмосферно. Инга будто долго плутала в монохромном пространстве по замусоренному полу среди бетонных блоков, искорёженной ржавой арматуры, агрессивных граффити, потом взобралась на крышу, разбежалась и взлетела. Как только камера оторвалась от земли, появились цвета, они становились тем насыщеннее, чем глубже внизу оставался город. Скоро в кадре ничего не осталось, кроме неба с золотистой каймой радуги со всех сторон. И музыкальный ряд, сопровождавший видео, преобразился из тяжёлых гитарных басов в лёгкие переливы арфы и скрипки. В самом конце на лазурном небесном своде появилась белая строка: «Осталось немного».
Ингу пробрало. Клип был снят далеко не любительски и действовал очень мощно, видимо, на Харонa работал ещё один профессиональный оператор помимо Олега. Инга попыталась скопировать видео, чтобы отправить его Indiwind и Кириллу, но ни загрузить, ни поделиться им через чат было невозможно, он был доступен только в группе.
Участники многословно комментировали друг друга, ставили лайки. Впервые на памяти Инги они так активно общались между собой, а Харон оставался почти в тени, разве что наблюдал с фотографии обложки своим пристальным взглядом, как Большой брат — только узкая щель: его глаза и брови. Такой взгляд бывает у тиранов: покровительственный, заботливый, немного сентиментальный и при этом внушающий животный страх.
Чтобы не выбиваться из общей массы, Инга тоже оставила пару комментариев, высказалась по поводу стихов, которые запали ей в душу, и написала большой хвалебно-печальный отзыв под видео.
Всего через несколько минут посыпались уведомления о том, что VanGogh, McQUEEN, Акутагава и ещё масса «знаменитостей» также прокомментировали видео или ответили на комментарий Инги.
Дискуссия под постом с видеоклипом начала выходить за рамки мрачной общефилософской беседы, дозволенной в группе. Некоторые участники стали делиться личными переживаниями и собственными травматическими воспоминаниями. Наконец-то из-за нелепых навязанных масок выглянули настоящие, страдающие люди. Читать их исповеди и не иметь возможности помочь было для Инги невыносимо. Она с ожесточением ожидала расправы Харонa за нарушение правил и чувствовала, что не сможет не вступиться за людей, которым нужно было просто высказаться и встретить понимание.
Харон действительно не замедлил поучаствовать в беседе, но совсем не так, как думала Инга. Он написал длинный откровенный монолог: