Черные крылья

Гигимит протянул старику банку черного чая, двум друзьям раздал по банке пива и предложил тост:

– Пью за ваше первое плавание в этом сезоне и за улов, до дна! – И он всего за несколько секунд осушил свою бутылку.

Такая удаль привлекла внимание старика, он отметил выдающийся рельеф мышц у парня и почувствовал укол старческой зависти к силе и молодости. Он подумал, что обладатель такого телосложения просто создан укрощать волны и стал внимательно наблюдать за каждым движением Гигимита. «Вот если бы отец моего внука был сложен так же, как Гигимит», – подумал он. Ему захотелось побольше узнать о жизни Гигимита, и он спросил:

Гигимит, икон вазай мо до тай-вань.

– Гигимит, ты кем работаешь на Тайване?

Комьям до вава, мивазай до раква аван.

Мит посмотрел на отца своего друга и, глотнув пива, ответил:

– Я работаю в море, на большом корабле.

Ам… канани мапапен?

– Ну а… женщина есть, которая к тебе клеится?

– В смысле? – спросил он Сьямана Пиявавонгана.

– Дядя спрашивает, женился ты или нет.

Дзьябо па мо маран. Мамьин а томи та сья.

– А, нет еще, – ответил он с улыбкой, глядя на старика.

Дзика мапасакай со мавакес а тай-вань сьйо.

– Главное, не надо приводить домой тайваньку!

Дзья нойон мо маран на.

– Конечно, не буду.

Мапья камо микавалам, та манотон копа со отван ко си марав.

– Уверенно говоришь, обрадовал старика, – сказал он и добавил: – Дети, вы посидите тут, поговорите, а я пойду сварю еду, которую завтра возьму в море.

Макапья камо ан, микопа маньйора.

Спустившись с террасы вниз, он развел огонь, из тумана потянулся дым. Старик снова сказал:

– Вы посидите тут, я пойду свиней покормлю.

Несколько лет назад мать лучшего друга, жена старика, умерла меньше чем за месяц, потому что тосковала по своему второму сыну, утонувшему в море. Хотя детей у них было много, сыновья давно создали свои семьи, занимались своими делами, а все три дочери вышли замуж за тайваньцев и неизвестно куда улетели. Из-за своих теперь вечно согнутых, неразгибающихся коленей и худосочного тела он давно стал похож на муравья, которого все никак не удается прихлопнуть. Вот уже лет пять он заботился о себе сам: большая семья не стала для него гарантией счастливой старости, и теперь кормление свиней стало его самым главным развлечением.

А Гигимит после смерти отца странствовал по свету, совершенно не заботясь о своей матери. Да и его сестра вышла замуж за китайца с материка, и мать чувствовала себя совершенно одинокой.

– Дядя совсем старым стал, а еще большую рыбу ловить умудряется, во дает! – сказал Гигимит друзьям.

– И не говори, дружище.

Заходящее солнце наконец опустилось в море и привычно скрылось за морским горизонтом.

– Черт возьми, мать в душу! – вдруг ругнулся Гигимит.

– Ты пьян? – не понял Сьяман Анопен.

– Да не пьяный я! Черт возьми, вспомнил учителя с материка: как же мне от него доставалось!

– Точно, тебя здорово лупили тогда, – засмеялся Сьяман Анопен.

– Это же очевидно, что солнце садится в море, а разве бывает, чтобы солнце закатилось за горы?!

– Ха-ха!.. Нас ведь учили на уроке китайского языка, что надо говорить «закатилось за горы», а ты все стоял на своем: садится в море, и все тут.

– Так оно же садится в море, когда сезон летучей рыбы. Черт возьми, тот учитель с материка меня отлупил так, что я потом два или три дня не мог нормально сходить посрать. Ну что, давайте выпьем, друзья мои! – предложил Гигимит.

Вскоре мать Гигимита подошла к террасе и обратилась к сыну:

– Ты вернулся, потому что твоя душа тянется к выпивке?

Гигимит ответил ей безупречно учтиво, словно был в церкви на исповеди:

– Нет, мама!

– Тогда быстрей беги к старшему брату, поешь с ним рыбы, а то ночью придется ее выбросить свиньям в кормушку.

– А зачем выбрасывать свиньям? – он спросил у Сьямана Пиявавонгана.

– Таков наш обычай. Если ешь махи-махи ночью, злые духи приходят подкрепиться за компанию, а это все равно что проклянуть рыбу, дарованную небесными богами. Так-то, мой друг, запомни!

– Ну, тогда увидимся еще вечером, хорошо?

– Окей! – ответил Сьяман Анопен.

* * *

Ранним утром следующего дня, где-то в половине шестого, еще до того, как солнце поднялось над вершиной горы Дзизагпитан, все, кто готовился выйти в море, уже собрались на берегу.

– Ты чего вчера вечером не вернулся к нам? – спросил Сьяман Анопен.

– Моя мать попросила меня рассказать ей истории!

– А…

Когда лодку Сьяпена Салилана подхватили волны, все остальные в строгом порядке потянулись друг за другом в открытое море.

– Подожди нас, мы скоро вернемся, – попросил Сьяман Анопен.

Гигимит хотел поведать друзьям что-то очень важное, но было уже поздно – в назначенный час рыбаки выдвинулись в море.

Помахав друзьям на прощание, он провожал их взглядом, пока не перестал различать растворившиеся вдали силуэты. Гигимит тихо произнес со слезами на глазах: «Пусть у вас все будет хорошо!» Раскинувшееся перед ним море наверняка услышало его молитву.

* * *

Ина, мо лави!

– Ина, не плачь, – просил Гигимит, не снимая темных очков.

Макон ко а дзимикавово!

– Как я могу не плакать? Ты же мое дитя!