Читаем Черные крылья полностью

– Мит, у Касвала теперь новое имя, его зовут Сьяман Дзинакад, – сказал Сьяман Пиявавонган.

– Я понимаю, что это значит. Из уважения к его отцовству я больше не буду называть его детским именем.

– Он сейчас на Орхидеевом острове?

– Он работает на Тайване водителем грузовика, взял себе тайваньку в жены.

Ха-ха-ха!..

– Все никак не выбросит из головы мальчишеский соблазн «белым телом»! – рассмеялся Гигимит. – Помню, как мы с ним залезали в окно учительской, чтобы рассмотреть и висевшую там карту мира, рискуя быть избитыми учителем. А он так дальше Тайваня и не вырвался. Не знаю, сияет ли теперь звезда его души?

– Он совсем исхудал, каждый день глушит «Паолиту»10,[10] чтоб набраться побольше сил и горбатиться на тайваньскую экономику, – посетовал Сьяман Пиявавонган.

– Эх, ну нам остается только пожелать, чтобы у него все сложилось, – сказал Сьяман Анопен.

– Как будто белая кожа такая красивая! Блин! Променять на «белое тело» океан своих друзей, духов Черных Крыльев, а еще отдать свою звезду…

– Мит, а ты женился?

– Женился, на одном маленьком острове на краю света.

– Это где?

– Западное Самоа.

– И чего, дети есть?

– Есть, только когда она забеременела, я немедленно уплыл на Фиджи. Так что я все еще холостяк.

– А кожа у твоих детей такого же цвета, как и у нас?

– Да, совсем такая же темно-коричневая.

– Красивая?

– Еще бы, очень красивая! Я это про их цвет кожи!

Ха-ха-ха!..

– Так вот что значит твое «странствовать по свету»: на одном острове сделал «то самое», потом отправился за «тем самым» на другой?!

– Ну хватит, Сьяман Анопен, чего ты ерунду всякую несешь! Договоришься до того, что завтра к тебе Арайо в лодку не наведается! – Сьяман Пиявавонган предупредил тоном наставника.

– Ух, извини, – опомнился ученик, прикрыв рот рукой.

– Вообще-то вы не думали о том, что самый красивый цвет кожи черный?

– Это еще почему?

– Черный похож на пучину безбрежного океана, в которой хранятся тайны природы. Черный – самый справедливый цвет в мире. Если бы не было черной ночи, в мире стало бы невыносимо скучно. А кроме прочего, наконец, двадцать лет назад мы бы не могли подглядывать за наставницей, когда она принимала ванну, а священник не сказал бы нам, что мы грешны!

Ха-ха-ха!..

Там на, та маканьяв до дзия. кван на ньяман. Пиявавонган.

– Все, пошли! Разговаривать на берегу про это – табу! – решительно поднялся на ноги Сьяман Пиявавонган.

* * *

Примерно в половине пятого на террасе, кроме ловцов махи-махи, собрались старики и молодые люди, потерявшие работу вдали от дома и вернувшиеся в родные края. Все они хотели послушать истории. Ничего не поделаешь, из первого плавания после Ритуала призыва летучей рыбы некоторые вернулись с пустыми руками. Почти двадцать лодок вышли в море, и только восемь человек вернулись с крупным уловом, именно на их лицах сияла радость.

Сьяпен Салилан в традиционном костюме сидел в одиночестве на террасе и смотрел на море. К нему радостно приближались Сьяман Анопен и Сьяман Пиявавонган, также одетые в традиционные костюмы, а Гигимит шел за ними и нес дюжину бутылок пива.

Маран кон, кван да!

– Здравствуйте, дядя! – они поздоровались первыми.

Сира манга нако, ангай камо дзито.

– Дети, привет! Поднимайтесь ко мне! – сказал Сьяпен Салилан.

Я капа ни митаво я мо маран. Кван на ньяман. Пиявавонган, а мамьин.

– Вот здорово, вы добыли Арайо, дядя, – улыбаясь, сказал Сьяман Пиявавонган.

Асьйо па о ангангаян но раракех, яко каса савнам.

– Стар я стал, никуда не гожусь, поймал только одного.

Сино па ямакван дзимо мо маран до Понгсо тайя.

– На нашем острове уже не найдешь таких стариков, как вы.

Маран кон! Кван на о рараке ни Гигимит.

– Здравствуйте, дядя! – поздоровался Гигимит со стариком.

Си…

– А ты…

Си Гигимит ко, анак на ньяпен. Синглан.

– Я Гигимит, сын Сьяпена Синглана!

Яко на мовнай ядзини маста имо. Ияк на но рараке.

– О, давно я тебя не видел, – удивился старик, глядя на него.

Ояранам табако но амизика, до найикабо но накем ко дзи, дзимваминган до яко кадзи ятенган до чирен тан.

– Это американские сигареты, вот, хотел бы подарить вам в знак уважения от младшего. Я плохо говорю на своем родном языке, пожалуйста, не смейтесь.

Дзикамакамо я, ябо яко иторо дзимо манга нако, дзика макаснек я.

– Неудобно, у меня нет такого же ценного подарка для тебя.

Каро но чирен мо мо маран, кото даста ао арайо мо ам, кома сарай со овновнед мо маран!

– Дядя, к чему эти церемонии. Для меня нет большего подарка, чем видеть, что вы поймали большую рыбу!

Икон ангангаян па но рараке. Кван на но рараке.

– Брось расхваливать-то меня, сынок, – заулыбался старик.

Манирен па ам, мазавак манганако мапиньяв со ванова но вавайова тао я. гамохен на Сьяман. Анопен но раракех.

– Как я рад, что ты тоже вышел на лодке и поймал большую рыбу вместе со всеми, молодец! – похвалил он Сьямана Анопена.

Асьйо ангангаян ко мо маран, мо киян мо маран мапа мизен дзьякен нам.

– Я же новичок, мне просто повезло. Мне еще понадобится не один ваш совет в будущем, дядя.

Икон йопен мо мо маран. Кван на ни Гигимит.

– Дядя, что вы будете пить? – спросил Гигимит.

Рон-чья савнам.

– Черный чай.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лучшая проза Тайваня

Черные крылья
Черные крылья

История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков.Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке. Он был опубликован в Тайбэе в 1998 году и удостоен нескольких литературных премий, включая Литературную премию У Чжо-лю. Автор исследует тему столкновения двух культур и обращается к своему родному языку тао, создавая параллельные диалоги на двух языках. В этом издании у читателя есть возможность впервые познакомиться с текстами на языке коренного народа тао: диалоги сохранены в оригинальном авторском написании и даны в фонетической транскрипции на русском языке.

Сьяман Рапонган

Современная русская и зарубежная проза
Сахарские новеллы
Сахарские новеллы

Сборник «Сахарские новеллы» – самая знаменитая книга тайваньской писательницы Сань-мао (1943–1991).Движимая детской мечтой и жаждой приключений, в начале 1970-х она отправилась в Испанскую Сахару со своим возлюбленным Хосе. За время пребывания там, а это всего полтора года, пара успела пожениться, исколесить пустыню вдоль и поперек, превратить сахарскую лачугу в местную достопримечательность, завести друзей среди местных жителей, испытать на себе все тяготы жизни в пустыне и изучить сахравийские традиции.А спустя время появился автобиографический сборник «Сахарские новеллы», в котором Сань-мао рассказывает о вещах одновременно обыденных и необыкновенных и где правда жизни соседствует с художественным вымыслом. В этих историях мы найдем и добродушный юмор, и безжалостную сатиру, и грустную иронию, и бесконечное сочувствие оторванным от цивилизации местным жителям. Порой нарочито бесстрастные, порой чрезвычайно эмоциональные, «Сахарские новеллы» расходятся огромными тиражами на Тайване и в Китае, а Сань-мао и по сей день остается кумиром для миллионов читателей во всем мире.

Сань-мао

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза